свой наряд – сперва сочная зелень, после выгоревшая на солнце до желтизны, затем в переходе к увяданию повсеместное буйство красок (как говорится, перед смертью не надышишься…). А теперь уже и трижды – белоснежный покров упал.
Пришло время рожать. В Утылве врачей нет. Прибежала сестра Фаина, которая сама никогда не рожала, но проявила похвальную выдержку. Позвали опытную женщину – супругу отца Макария, священника церкви во имя Покрова прсвт. Богородицы. У матушки были свои дети. Обе женщины провели с Калинкой все время – до утра, до конца. Роды выдались тяжелыми. Комплекция Калинки неподходящая – миниатюрная, малокровная, с узким тазом. А ребенок от Гранита получился крупным. Схватки продолжались несколько часов, Калинка никак не могла разродиться. Когда ребенок пошел через родовые пути, открылось сильное кровотечение. Ничем нельзя помочь. Дочь выжила, мать погибла. Утром она лежала измученная, бездыханная, с маленьким острым личиком – невесомая, призрачная. И Калинкины рыжие волосы – точно яркое, страшное пятно на серой постели. Кожа сливалась с простынями. Все кончено.
Фаина сильно горевала, корила себя за невнимательное отношение к сестренке – ушла из дома, бросила ее, а та, наивная дурочка, спуталась с ужасным человеком – Гранитом Решовым. Белая птичка с коршуном. Он поиграл и бросил. Вспылил по пустяковому поводу и уехал. Фаина имела веские причины ненавидеть Гранита, и после смерти сестры ее ненависть разрослась в пожар. Фаина могла бы найти в Калинкиных вещах адрес любовника, но не стала этого делать – не послала ему ужасную весть. Разумеется, младенца, осиротевшего с первых мгновений жизни, взяли ближайшие родственники – тетка и ее муж Антон Кулыйкин.
Девочка была точной копией отца – ненавистного Гранита. Ее состояние не вызывало опасений. Здоровый, спокойный ребенок. Густые темные волосы, правильные черты, пухлые щеки, блестящие карие зрачки словно спелые вишенки. Несмотря на ужасную трагедию с матерью она росла и благополучно развивалась. Малышку выкормили козьим молоком. Лида хорошо кушала, крепко спала, набиралась сил. Не изводила взрослых капризами. Идеальный ребенок. Хотя Фаина находилась рядом с девочкой с самого начала, сложилось так, что ребенок не считал ее матерью, она сама на материнское звание не претендовала. При том, что тетка с племянницей вполне уживались. Лидин характер точно не в мать – скорее уж в тетю Фаину (или в кого еще). И вот что: в Утылве тоже не считали, что Фаина должна заменить Лиде мать. Калинку заменить нельзя, и это ее ребенок – пусть она умерла, но ее право осталось в силе.
Лиду особо не тревожило, что она сирота – просто привыкла. Росла, ничем не отличаясь от тылвинской ребятни. В обиду себя не давала. У Фаины родились свои дети. Отпрыски Кулыйкиных бегали в общей ватаге, одевались обыкновенно и также проказничали. Девочку в теткиной семье не обижали, но и особо не баловали. А кого, как и когда баловать-то? Время тяжелое, народ жил бедно. Товары выдавались по карточкам. Считалось, что основными продуктами Утылва, как центр сельскохозяйственного района, должна обеспечивать себя сама. Но как образовался совхоз имени героя большевика Кирилла Солина, так продовольственная ситуация ухудшилась. Все было централизовано и зарегулировано. Тылвинское начальство располагало более широкими возможностями в плане отовариться дефицитом. Да практически всем – гвоздями, дровами, керосином, мылом, солью, сахаром, хорошим чаем, сушеными фруктами, красной икрой, отрезом добротной материи, галошами, парусиновыми тапочками, ботинками и т.д. Если сравнивать с рядовыми тылками, то Кулыйкины не бедствовали, но это аскетичный уровень. То есть, раннее Лидино детство вполне счастливо (по нынешнему мнению – ужас-ужас).
Про Антона Кулыйкина. Сложный вопрос. Гранита он ненавидел не меньше, чем его жена. Вот чем обернулась детская дружба и юношеский опыт, полученный в фатальном бою на Шайтан-горе, когда Антона ранило в ногу, и его служба в Красной Армии прекратилась, не начавшись. Не повезло ему выйти за пределы Утылвы в огромный мир. Друзья же – Грицан, Агап и Сашка – пошли воевать. Антон остался, чувствуя себя брошенным и даже в какой-то мере преданным. Борьба за победу революции и счастье всего человечества продолжилась без него. Несправедливо! Но Антон не изменил идеалам – он тоже боролся по мере своих сил и возможностей. Был искренним коммунистом, честно и самоотверженно выполнял свой долг – до войны бессменно возглавлял Тылвинский сельсовет. Областные власти не лезли в здешнюю глушь, удовольствовавшись тем, что поставили здесь проверенные кадры.
В войну в Утылве объявилось много народа – слишком много для степного поселка. Сюда с Украины эвакуировался механический завод со своим персоналом. Начата энергичная работа по запуску производства на новом месте. Для решения вопроса отводились месяцы. Тогда – под нужды конкретного момента – область сделала ротацию тылвинских кадров. Антону Кулыйкину предпочли приезжего кандидата – украинского товарища. Помимо преданности идеям коммунизма и прошлым революционным заслугам нужны другие знания и навыки. Нет, Антона не выгнали – пристроили в особый отдел при заводе. В этой должности он проработал до пенсии. И там же как-то стих, замкнулся, поскучнел – больше не выступал ярко и страстно, не обличал косность и пассивность тылков – ко всему приспособился, пообтерся и даже почувствовал удобство. Антон постарел, волосы поредели и поседели, ходил хуже. На пенсии он, вообще, редко покидал дом. Умер, когда в Утылве уже появилась молодая выпускница Орского учительского института Лида Чиросвий. Сын Фаины и Антона Яков женился на Агнии – Лидиной подруге, тоже учительнице и тоже приехавшей в Утылву по распределению. Теперь уже сын Агнии Кирилл и три его дочери Тамара, Олеся и Машутка продолжают династию Кулыйкиных. Ничего не закончилось, и все было не зря.
Сейчас и сто лет назад, и еще раньше люди в Утылве (как по временной цепочке: в городе – поселке – селе – деревеньке) живут и жили по старинным проверенным правилам – держаться вместе и сообща отражать удары судьбы, и радоваться счастливым проблескам. Тылки воспринимали себя единой общиной. Потому принципы советского коллективизма не нужно внедрять – они укоренились здесь издавна. Насчет же культурных и интеллектуальных занятий спросить – равно посмеяться. Боюсь, что и сейчас, и тогда. Священник местной церкви отец Макарий Порываев очутился единственным лишенцем – советским гражданином, лишенным избирательных прав (строго в соответствии с законом – с Конституцией РСФСР – как причисленный к категории «монахов и духовных служителей церквей и религиозных культов»). Ну, надо же было кого-то лишить! Глава сельсовета Антон Кулыйкин тогда не просто болел, а горел душой за советскую власть. С его подачи на церковную дверь навесили амбарный замок, запретили звонить
