Кристи пожал плечами:
— День. Неделю. Месяц. Предсказать невозможно.
— Я не могу сидеть запертым в этом доме, как зверь в ловушке, — раздраженно сказал Джек, думая о близости Лиззи. — Я уже сказал Уинстону, что никто не должен упоминать, что я здесь. Но как долго это можно держать в секрете?
— Да, это риск, Джек, — согласился Линдсей. — Ты еще можешь покинуть Лондон, пока никто о тебе не знает.
Очень заманчиво. Но Джек вспомнил Лиззи, стоявшую в холле, невыносимую боль в ее глазах.
— Не могу, — сказал он, залпом допивая виски.
Джентльмены ушли после полуночи, а Джек остался в красной гостиной, думая о многочисленных переменах в его жизни, случившихся за последние три месяца, и о тех, что у него впереди.
За этим занятием Фиона и застала его, вернувшись со званого ужина, куда затащила Гордона с Лиззи. Она сбросила шаль на диван, плеснула себе виски, а затем поцеловала брата в щеку.
— Твои гости ушли так рано? — слегка удивилась она. — Я была уверена, что вы еще сидите с картами в руках.
Три месяца назад так бы оно и было, но сейчас карточная игра казалась Джеку пустейшим времяпрепровождением.
— Учитывая обстоятельства, мне пока не до карточных игр. Линдсей сообщил, что у меня будет на это масса времени в Ньюгейте.
— Джек, ты не пойдешь в тюрьму! Думаю, они просто вышлют тебя из Англии. Это ведь более вероятно?
Джек не хотел пугать сестру правдой.
— Как прошел твой вечер?
— О! — Фиона закатила глаза. — Леди Гилберт явилась со своей маленькой отвратительной дворняжкой. Боже, она просто неисправима, а леди Гилберт абсолютно слепа к этому. Кстати, ты знаешь, что у миссис Керкленд незаконная связь с лордом Говардом? — взволнованно спросила она.
— Нет, — проворчал Джек.
Его занимали более серьезные дела.
— И они скандально этого не скрывают. Виктория Рансгейт говорила мне, что они были даже в опере! Можешь себе представить: явиться в оперу с любовником на виду у собственного мужа?
— Нет, — повторил Джек, удивляясь, что люди могут целыми днями заниматься такой ерундой. — А как наши гости отнеслись к вечеру?
— Очень хорошо, полагаю. Мистер Гордон был оживлен и довольно обаятелен. По-моему, сестра леди Гилберт, мисс Хэндлсмен, была совершенно очарована им. А он — ею. Он красив, что дает ему хорошие шансы в Лондоне. У него есть состояние?
Как будто состояние является настоящим мерилом человека. Он вряд ли мог винить Фиону, в высшем свете это обычный способ мышления.
— Не знаю, — ответил Джек. — А мисс Бил?
— Она была в подавленном настроении. Право, Джек, ты ведь не можешь ожидать, чтобы она вечер за вечером появлялась в одном и том же платье.
— Что?
— Ее платье, — нетерпеливо повторила Фиона. — Я считаю его красивым летним платьем, но для Лондона оно совершенно не подходит, и оно слишком простое.
— Она наденет другое, я уверен.
— Другое! У нее другого нет, и денег тоже. А для выхода в свет ей требуется соответствующий гардероб.
Ну конечно. Почему он не подумал об этом?
— Тогда помоги ей, Фиона. Найди соответствующие платья, которые она может носить. И шляпку.
— Шляпку?
— Да, да, — сказал Джек и вдруг поднялся. — Ты должна найти ей лучшую шляпу в Лондоне. И… одежду, обувь и прочие вещи. Но главное — шляпка, Фи. Лучшая, какую только может предложить Лондон.
— Шляпка. Понимаю. Если ты любишь ее, почему не скажешь об это прямо?
— Я не люблю ее, — проворчал он.
— Джек.
Сестра бросила на него взгляд, свидетельствующий, что она достаточно хорошо его знает.
Он со вздохом упал в кресло и провел рукой по волосам.
— Это все очень сложно, Фи.
— Глупости.
— Она провинциалка, я же… я…
— Мужчина? Которому требуется жена, которую он может любить безумно, самоотверженно и которая, в свою очередь, будет так же любить его?
— Я мужчина, которому грозит тюрьма. Или хуже того.
— Ничего подобного!
— Кроме того… она не согласится жить здесь. В Шотландии у нее сестра-инвалид, которая нуждается в ее помощи.
— Значит, ты должен согласиться жить в Шотландии. Я ведь согласилась и очень рада. — Фиона похлопала его по колену. — Я согласилась, и ты сможешь. Ты не подумал об этом?
— Нет.
Странно, Джек всегда думал о Шотландии как о стране без приличного общества. Но ведь в Торнтри он совсем не скучал по обществу. Возможно, общество — это то, что создаешь сам?
— Есть кое-что еще, — сказал Джек. — Наш отец.
— Он умер — упокой Господи его душу.
— Ты помнишь его, Фи? Ты помнишь, как он был груб и жесток с матерью?
— Разве я могу это забыть?
Джек тоже не мог забыть. Однажды вечером, когда ему было четырнадцать, он увидел мать с синяком на щеке. Он взял ружье, собираясь убить отца, но отец вырвал у него ружье и с такой силой ударил Джека, что сбил его с ног.
Он помнил, как лежал, оглушенный, на земле, а отец стоял над ним.
«Парень, когда-нибудь ты узнаешь, сколько несчастий может женщина принести мужчине. Когда-нибудь ты поймешь, что с ними следует обращаться как с собакой, это единственный способ».
Воспоминание об этом до сих пор заставляло Джека вздрагивать.
— Ну и при чем здесь отец? — спросила Фиона.
— Я часто думал: не могу ли я тоже дойти до того, чтобы причинять другим боль, как он?
К его удивлению, сестра засмеялась.
— Дженкин Хейнс, ты похож на отца не больше, чем я. В тебе нет жестокости. — Она снова засмеялась, но когда Джек не засмеялся вместе с ней, посерьезнела. — Боже мой! Ты совсем не похож на отца и никогда не сможешь быть таким, как он. Ты самый добрый, великодушный, и я говорю это не потому, что ты мой брат. Ты все эти годы заботился обо мне, ни разу не повысил на меня голос. Ты самый благородный из негодяев, дорогой.
Джек благодарно сжал ей руку.
— Ты действительно боишься этого? Поэтому ты от нее отказываешься?
— Не только, — с кривой улыбкой сказал он. — Сестра мисс Бил полностью зависит от нее. Они владеют небольшим поместьем, которое дает им средства к существованию и которым управляет лишь она. А я… мне больше подходит городская жизнь. Я не жил в Шотландии с юности, Ламборн для меня пустой орех.
— Ты сам так решил. А он может быть очень приятным.
Джек покачал головой:
— Я не выношу его.
