23 мая 2022 года. Белград, Сербия. День тринадцатый
Богдан Жераич не был плохим человеком. Он просто был современным политиком…
А любое понятие «морали» для современного политика – глубоко чуждо.
Он был выходцем из влиятельной семьи, негласно входившей в элиту страны. Как и во всех посткоммунистических странах – люди в стране делились на население и номенклатуру, и разделение это было негласным, но определявшим все. Он не стал делать военную карьеру как его отец, но он получил отличное образование и впитанное с молоком матери, с детства впитанное понимание того, что он может позволять себе больше чем другие, и принятая для «населения» мораль – не для него. Мораль, нравственность, даже закон – это все для тех, кому не повезло быть частью номенклатуры.
Тем не менее, он не был дураком. И он понимал – история Ани Никич глубоко чревата для него, для его политического и даже личного будущего. Это как раз та самая история, от которых надо держаться подальше, та самая, которая может погубить политическую карьеру на корню.
В машине было тихо. Предпоследняя модель БМВ даже лучше последней – электроники поменьше, а вот комфорта столько же, если не больше.
Они ехали по белградским улицам – Жераич и его верный оруженосец, конфидент, специалист по улаживанию любых проблем и в максимально короткие сроки Зоран Божаич. Ехали и разговаривали.
И разговор был нелегким.
– Как это произошло? – спросил Жераич – как?
…
– Ты точно отвез Аню в Ниш и отдал отцу?
– Точно, точно.
– Поклянись.
Божаич про себя улыбнулся – взрослый мужик, а говорит наивные вещи. Как подросток, право слово.
Но он серьезно ответил.
– Клянусь Богородицей.
– Тогда кто ее убил?
…
– Кто, Зоран?
…
– Зоран. Если ты что-то сделал, скажи сейчас…
– Да хватит уже!
Жераич онемел от удивления – его подчиненный ни разу еще так с ним не разговаривал.
– Что ты как пацан сопливый, заладил? Сколько раз я должен повторить: – я отвез Аню в Ниш и отдал отцу, как ты и сказал.
– Но ее кто-то убил, верно?
– Верно. А сам не догадываешься?
Жераич посмотрел на помощника
– Милан ее и убил. Покарал.
– За что.
– А ты думаешь, не за что? Она была шлюхой.
Вместо ответа – Жераич схватил помощника за грудки
– Слушай меня. Я запрещаю тебе так о ней говорить, даже о мертвой, понял?
– Запрещаешь? И что ты сделаешь?! А?
…
– Уволишь меня?
– Не провоцируй меня.
– Да пошел ты. Кто ты такой, чтобы тебя провоцировать, а? Демагог, и не более… если бы не я…
– Выбирай слова.
– Я говорю правду. Если бы не я, сейчас бы ты сидел в полиции и давал показания. А сейчас? Василий мертв и долги ему отдавать не надо. Милан в бегах – и согласись, он нам услугу оказал. Эта твоя шлюха лежит в морозилке, как мороженая курица. А ты – в нескольких шагах от президентского кресла…
…
– Отпусти. И больше так не делай. Иначе следующий раз – я уже не помогу.
Богдан отпустил помощника.
– Мне не нравится то, что ты говоришь. И то, что ты делаешь.
– А мне плевать. Хочешь, уволь меня и делай всё сам. Что, кишка тонка? Тогда сиди и не вякай.
– Ты ее убил, – сказал Жераич как о чем-то решенном: – Ты.
– Зачем мне руки марать об какую-то шлюху? Ты вроде взрослый мужик, а несешь какую-то ерунду. Думаешь, тот ребенок – от тебя что ли? Ага, держи карман шире. Когда я ее нашел, она только что трахнулась с албанцем. Может и не с одним.
…
– Держи себя в руках, тебе перед людьми еще выступать…
…
Митинг сербской национально-демократической партии был намечен на площади рядом с отелем «Москва». Место надо сказать, знаковое.
У сербов нет традиции массовой политической мобилизации; события 2000 года, в результате которых слетел Милошевич – были все-таки необычным делом… и из тех, кто тогда был на улице, большинство было даже не из Белграда.
Но сейчас полна была не только площадь – полны были и прилегающие улицы. Сыграли роль несколько факторов. С одной стороны – только недавно были карантинные ограничения, сейчас они были сняты и все наслаждались общением и в целом – свободой. С другой стороны – Жераич представлял новый, необычный для Сербии национализм. Сербский национализм всегда был сельским, с бородами и тракторами, он никогда не был фашистским. Сербия в межвоенной Европе была одной из тех немногих стран, которая не смогла сформировать даже небольшого домашнего фашистского проекта, сербы все как один восстали против соглашения их короля с Гитлером.18 Сербы же были первыми, которые ушли в партизаны, создав первую в Европе подпольную армию, сражающуюся против нацистского геноцида, против концлагерей и этнических чисток. Сербы вышли на бой с фашизмом, когда фашизм был на пике силы, и казалось, что его вообще невозможно остановить. Но сейчас – те времена прошли, и уже четники казались сербской молодежи этакими бородатыми мудаками.
Но Жераич предлагал этим людям новый национализм, демократический национализм, национализм городов. Он был таким же, как вожди украинского майдана, бросившими свой народ в геноцидальную бойню. Но собравшиеся тут сербы об этом не думали. И слово на букву «ф» – молодежь уже не помнила.
Они просто хотели чего-то нового. Новых лиц. Молодых. Политиков одного возраста с ними – или, по крайней мере, говорящих с ними на одном языке. Они хотели верить, доверять —и искали тех кому можно было доверять. Искали искренности – или по крайней мере того что может сойти за искренность. Хотели, опуская свой бюллетень верить, что это что-то новое, а не в который уже раз перепев старого и надоевшего.