А утром раздался телефонный звонок и на экране высветился неопределившийся номер. Еся торопливо взяла трубку, боясь, что резкий звук потревожит сон мальчика, и нажала на зелёную трубку.
— Алло.
— Алло! Еся, ты?
— Я..
— Здравствуй, дочка.
****
— Мама? — девушка удивилась неожиданному звонку, встала с кровати, зажала трубку между плечом и ухом, накинула халат на плечи и тихо выскользнула из комнаты в коридор.
Появление родительницы встревожило девушку и первые мысли были, конечно, о плохом.
— Что случилось?
— А? — замешкалась мама. — Ой, нет, всё в порядке, Есь, я просто так звоню, узнать как ты.
— Я в порядке, — разговаривать по душам Еся не собиралась и вообще не понимала мотивов мамы. Для чего ей после стольких лет игнорирования понадобилось узнавать про дела дочери?
Мама молчала, Еся тоже не торопилась поддерживать разговор и пауза затянулась до физически ощутимой неловкости.
— На ладно тогда… У меня дела, — Еся решила попрощаться и не тянуть время в ожидании непонятно чего, но мама её перебила и торопливо заговорила:
— Подожди, Есь, не бросай трубку. Слышишь? Еся?! Ты здесь?
— Да здесь я, здесь. Слушаю. — Нервозность и отчаяние в голосе родительницы пробили непроницаемую стену равнодушия, и Есения со вздохом опустилась в кресло. Придётся выслушать маму, по голосу которой было понятно — что-то всё-таки случилось.
— Есь, я в больницу ездила… К Толику..
Еся закатила глаза к потолку. Ну за что ей эти испытания? Сейчас мама будет рассказывать, как бедняге там плохо, голодно, холодно и скучно. Понятно, что психиатрическая больница не самое весёлое место на земле, но ей-то зачем эта информация?
Вопреки опасениям, мама заговорила о другом.
— К Толе меня не пустили, говорят, он всё ещё не стабильный, но с врачом я пообщалась и он рассказал такие страшные вещи… — мама всхлипнула.
— Какие? — Еся сразу догадалась, о чём пойдёт речь, и на этот раз её предположения оказались верными.
— Толя слышит голоса, — выдохнула мама и дальше говорила уже сквозь слёзы. — Голоса эти постоянно обращают его внимание на девочек-подростков и убеждают посмотреть, потрогать….
— Фу! — не сдержала отвращения Еся.
— Врач сказал, что это шизофрения и она у Толи уже давно, всю жизнь считай, лет с 20..
— Ужасно…
— Не то слово! Толик врачу признался, что в автобусах специально ездил, чтобы потрогать…
— Так, стоп! Я не хочу это слушать! Лично для меня всё было ясно ещё семь лет назад! — Еся так разозлилась на всю эту чудовищную ситуацию в целом и на мать в частности, что разговор продолжить не смогла и нажала на отбой, успев услышать напоследок: — Доченька, прости!
Отлично день начался, ничего не скажешь! Еся швырнула телефон на диван, словно средство связи в чём-то виновато, и энергично растёрла лицо руками. Из самых потаённых глубин души поднималось что-то мутное и зловонное, как многолетнее скопление ила в тихой заводи, потревоженной случайно забредшими купальщиками.
Она всё понимала, — болезни видела разные, в том числе и душевные, у завсегдатаев терапевтического отделения — стариков они не редко бывают, но некоторые вещи принять не могла. И гадкие "голоса" отчима, пожалуй, возглавят список этих вещей.
— Доброе утро. Проснулась уже? Я думал, после вчерашнего представления ты до обеда проспишь. А Ивэн где? Не встал ещё?
Марк зашёл в дом с улицы в прекрасном настроении — весь из себя активный, весёлый и фонтанирующий энергией. Судя по спортивной экипировке, мужчина вернулся с пробежки, и Еся вяло подумала, что и ей бы не помешало хоть немного приобщиться к регулярным тренировкам.
— Спит твой племянничек.. — Еся хотела, чтобы ответ прозвучал шутливо-язвительно, но вышло скорее устало, и Марк, успевший скинуть беговые кроссовки, обернулся и внимательно посмотрел на девушку.
— Всё в порядке?
Еся утвердительно мотнула головой, но Строжин ей не поверил и подошёл ближе. Очень близко, практически вплотную, отчего Еся почувствовала себя неуютно, но ничего не сказала мужчине.
Марк, меж тем, взял Есю за руку и потянул на себя, вынуждая подняться с кресла, а, подняв, и не подумал отпустить. Наоборот, подцепил указательным пальцем подбородок девушки и приподнял его, устанавливая зрительный контакт.
— Что ты делаешь? — Еся заёрзала, но вывернуться не получилось, — левая рука Марка отпустила хрупкую кисть и переползла на талию, а правая продолжала удерживать подбородок.
— Расскажи, что успело произойти за время моей пробежки? Меня не было всего тридцать минут, а тебя уже кто-то расстроил. — В голосе Марка звучало участие, он искренне переживал, и Есю это тронуло настолько, что она решила довериться мужчине и рассказало всё. Говорить старалась отстранённо, не скатываясь в эмоции, но под конец всё же не выдержала и расплакалась.
— Все эти годы она считала меня виноватой, думала, что я ревную её и не хочу делить с отчимом, мечтаю безраздельно владеть её вниманием и выживаю мужика из дома. А теперь она звонит и говорит "Прости меня". Что я должна сделать? Умыться слезами счастья и радостно утонуть в материнских объятиях?
Еся выговаривалась долго и с надрывом, то срываясь на плач, то бессильно замирая и набираясь сил для следующего витка откровений, а Марк продолжал её поддерживать, бережно обнимая и иногда прижимая к своей груди. Еся упиралась ладошками в промокшую ткань футболки, отстранялась и продолжала говорить, заглядывая в глаза мужчине и ища там подтверждение своей правоте, а Марк раз за разом возвращал её назад, в свои объятия, пока, наконец, она не затихла, успокоившись и уютно прижавшись щекой к широкой, мерно вздымающейся грудной клетке.
****
С этого дня отношения между Есей и Марком начали претерпевать изменения, и Еся даже не сразу сообразила, в чём дело, пока однажды её не осенило — она перестала бояться Строжина. Пару дней она ещё дичилась его по привычке и машинально делала шаг назад при приближении мужчины, но никакого неудобства и, тем более, страха, не ощущала. Марк, похоже, тоже почувствовал эту перемену в Есе и действовал всё решительнее. Он практически перестал считаться с личными границами девушки и постоянно их нарушал, — садился рядом так близко, что касался своим бедром Есиного; во время разговора всегда брал за руку, и то же самое проделывал во время прогулок, заботливо поддерживая Есю под локоток.
Эти жесты и касания были так естественны и ненавязчивы, что Еся их спокойно принимала и даже могла первой протянуть руку, как, например, вчера, когда шла с Ивэном на руках по неровной грунтовой дороге и боялась оступиться. Марк тогда пристыдил Ивэна, не желающего идти к нему, и уговорил-таки перелезть к себе на плечи.
— Еся — девушка, ей тяжело и ты должен это понимать.
