Охранник спрятал оружие и сплюнул на пол:
— Придурки, твою мать…
Когда он убрался восвояси, к столику приблизился дрожащийофициант. Он наивно рассчитывал, что перед ним начнут извиняться. Не тут-тобыло. Тип с наглыми усиками поднял блюдце и, протянув ему, спросил:
— Лампочка не нужна? Правда, она обслюнявленная, но выможете вкрутить ее в каком-нибудь чуланчике.
Официант отрицательно помотал головой, кое-как нацарапал вблокноте заказ и попятился. Однако Корнеев не дал ему уйти, а прищелкнулпальцами и потребовал:
— И вот еще что, милейший. Принесите даме водки.
— Ты что, с ума сошел?! — зашипела Лайма. —Не буду я водку, я тебе что, лесоруб? За кого ты меня принимаешь? Приличныеженщины водку не пьют;
— Хорошую — пьют, — возразил Корнеев и поглядел нанее снисходительно. — Спокойно, командир. Тебе специальную дамскую водкуподадут, мягкую и приятную. У тебя стресс, надо расслабиться.
После чего снова обратился к официанту:
— «Довгань Дамскую легкую» тащи. Надеюсь, ты сейчас нестанешь блеять, что у вас ее нету?
Официант блеять не стал, он спрятал глаза и пошел спинойчерез зал, ступая с носка на пятку, точно танцевал диковинный танец. Корнеевпроводил его долгим взглядом. Лайма кое-как пригладила волосы и уже решилапоискать в сумке зеркальце, но тут в ресторане появился Рома Чичкин.
Он остановился на пороге, огляделся и направился к шумнойкомпании деловой поступью. Официант, благополучно добравшийся до стойки,наклонился к бармену и прошептал:
— Во, еще один. Надеюсь, у этого во рту только зубы.
На Роме был щегольской костюм и душные коричневые ботинки.Спокойное, значительное лицо говорило о том, что он привык производить хорошеевпечатление в любом обществе. Однако, когда Лайма поднялась ему навстречу,Чичкин не смог сдержать удовольствия и расплылся в улыбке. Приятно, когда тебяобнимают красивые блондинки!
Лайма познакомила Рому с Медведем и Корнеевым, потом широкимжестом указала на Бондопаддхая, словно на редкий бриллиант, выложенный набархатную подушечку.
— Вот, Рома, знакомься. Господин Мегхани. Именно его мыповезем сегодня на выступления. Надеюсь, у тебя все получилось?
— Конечно, — кивнул Чичкин. — Выезжаем прямосейчас. Первая лекция пройдет в пошивочном цеху крупного предприятия, нас ужеждут.
* * *
Оказавшись на территории этого крупного предприятия, членыгруппы "У" разом расслабились. Попасть сюда неоатеистам или нанятымими убийцам было решительно невозможно. Высокий каменный забор, охрана,шлагбаум, пропускная система и чертовски запутанная планировка. Чтобы отыскатьнужный корпус, им пришлось пройти несколько километров по страшной,«сталкеровской» местности, изобиловавшей странного вида металлическимиконструкциями и гигантскими предметами неизвестного назначения. Навстречу то идело попадались группки рабочих, усталых, прокопченных, с белыми глазами нахмурых физиономиях.
— Здесь производят что-то вредное, — высказалпредположение Корнеев.
— Как пить дать оружие, — поддакнул Медведь.
— А в пошивочном цеху сострачивают парашюты.
— Если бы это было секретное предприятие, —возразила Лайма, — нас бы сюда не пустили.
— Если бы нас сюда не пустили, — эхом откликнулсяКорнеев, — мы бы сразу поняли, что это секретное предприятие. Настоящиесекретные предприятия всегда скрываются под видом обычных.
Рома Чичкин, слушая их, только посмеивался. Бондопаддхай,потрясенный величием и непонятностью увиденного, был тих и торжественен. А ужкогда они наконец добрались до цели и он увидел своих «последователей», егоохватил подлинный трепет. Несколько сотен женщин в одинаковых халатиках, с тугоповязанными косынками, волнуясь и шумя, словно маленькое море, ждали, покаиндус начнет лекцию. Лицо лектора отразило всю полноту чувств и пошло темнымикирпичными пятнами. На что Медведь заметил:
— Пророк готов.
— Сила вдохновения мужчины, — сказалКорнеев, — прямо пропорциональна массе восхищающейся им женщины. А тутэтих баб несколько тонн. Думаю, мы спокойно можем оставить их ненадолго одних иустроить военный совет.
Роман договорился, и им выделили скучный кабинет соскрипучей мебелью, стены которого оказались увешаны вырезками из местнойгазеты, отпечатанной на чудовищной бумаге с черными зернистыми фотографиями.Все люди, попавшие на газетные полосы, были похожи на чумазых шахтеров, толькочто вылезших из забоя. Начальница какого-то производства, чье изображениеоказалось у Медведя прямо над головой, выглядела особенно дико. Казалось, чтоперед тем, как сфотографировать, ее обуглили на костре, а потом заставилипоказать в объектив устрашающе белые зубы.
Лайма перевела взгляд на пыльное окно, которое бомбилинастырные мухи, обозрела пейзаж и положила ладони на стол.
— Итак, — начала она. — Приступим.
После чего подробно рассказала Медведю с Корнеевым о том,что ей удалось узнать в гостинице об исчезновении Ники Елецковой. Про встречу сШаталовым она тоже рассказала, но, разумеется, без подробностей.
— Я попросила его не сообщать в милицию моюфамилию, — закончила она. — Но слова он мне никакого не давал. Такчто лучше мне сейчас паспортом Ольги Удальцовой не пользоваться. Что вы думаетепо этому поводу?
— «Глухарь», как говорят менты, — подал голосКорнеев. — Вот что думаю лично я. С такими скудными исходными данными наудачу рассчитывать глупо. Мы не знаем Нику Елецкову — ни ее прежнюю жизнь, никруг ее общения, ни характер… Вообще ничего.
— Подождите, я еще не дошла до самого главного, —сказала Лайма, внутренне холодея.
Ей придется рассказать о Соне, другого выхода нет. Здесь онаможет предоставить им не только дополнительную информацию, но и реальногоподозреваемого — Возницына, который уехал в Воронеж или, что более вероятно,где-то скрывается.
— Еще до того, как мы с вами встретились, —выдавила из себя Лайма. — За несколько дней до этого… При схожихобстоятельствах исчезла моя близкая подруга. Ее увезли от станции метро набелом автомобиле с тонированными стеклами, а на шее у нее был желтый шарфик счерными завитушками.
Корнеев невольно присвистнул, а Медведь так резко откинулсяна спинку стула, что едва не выломал ее с мясом. Спинка хрустнула и напряглась.
— Немедленно выкладывай все до конца, — велелМедведь, возбужденно глядя на Лайму. — Тебе, значит, угрожает опасность, аты, значит, молчишь.
— Мне? — переспросила Лайма. — Мне угрожаетопасность? С чего ты взял?
— С того он взял, — подхватил Корнеев, сделавшийсяна редкость мрачным, — что ты знакома с обеими жертвами похищения.
