Первый пролет на глазах гоблина превратился в обледеневший пандус.
— Не ожидали? — захихикал Силуэт и едва успел отпрыгнуть: старик бросил светящийся шарик в него. Создал другой, с ловкостью юноши вскочил на перила и перебежал к следующему пролету. Позади, разочарованно скрипнув, лестница приняла свой обычный вид. Впереди она не изменилась, но Безымянный был начеку, готовый к новым сюрпризам. Ожидая их в любую секунду, он прошел полдесятка пролетов и оглядел площадки. Призраки давно махнули рукой на чистоту и порядок: древесина потускнела, пыль легла на полу ровным слоем, напоминая испачканный снег, обои в углах отклеились, отогнулись, словно зачитанные страницы огромных книг. Пахло затхлостью и старой бумагой.
И морем. Прохладой ночного бриза, горькой солью, чуть-чуть — свежей рыбой. Там, где секунду назад была пустая стена, красовался акварельный пейзаж.
Еще через мгновение из картины на площадку выплеснулся поток воды.
Лестница опоздала совсем немного: старый гоблин убежал выше, а пейзаж водопадом отправился вниз, оставив после себя лужи, песок и очень сердитого краба.
— Гадство! — взвыл Черное Лицо. Силуэт принялся выжимать саван.
— Держитесь рядом, раз уж увязались за мной, — усмехнулся старик. — Может быть, уцелеете.
* * *
Пейдин доигрался: его покусала местная фауна.
Тори не удивилась бы, окажись это горгульи. Но пожарные смотрели с немым укором, не предпринимая попыток напасть. Враг напал незаметно, коварно, и вообще не был врагом — пока лепрекон не прошелся по стеллажам с дневниками исторических личностей.
В какой-то момент Виктория увидела: Пейдин больше не карабкается — висит на страховке, уткнувшись в книгу. Легкий — рюкзак весил больше него — лепрекон мог сколько угодно подниматься подобным способом: Лебедке это было не в тягость.
Но почему сейчас, и без предупреждения? Откуда такое стремление к знаниям? Подозрительно.
— Изабель! — рискуя вызвать гнев горгулий, повысила голос Тори. — Некогда объяснять, нужен привал!
Понятливая вендиго не стала спорить — ей хватило взволнованных интонаций. Закрепившись на полках, девушки озабоченно посмотрели на лепрекона: тот все еше читал и не замечал, что происходит вокруг.
— Можно? — гномка попыталась забрать у него книгу. Ответом было злое шипение. Пейдин вцепился в добычу мертвой хваткой:
— Надо… узнать… что дальше!
— Кошмар! Я слышала о магических фолиантах, которые порабощают душу! — воскликнула гномка. — Как ему помочь?
— Я тоже слышала о них, — Изабель нахмурилась. — Не будем паниковать раньше времени, но…
— Эм-м… девчат? — Виктория заглянула через плечо Пейдина. — Не тянет этот драный покетбук на фолиант. Он тонкий, заляпанный жирными пальцами, а на полях — рисунки: голые женщины и что-то вроде крестиков-ноликов. Прочесть, увы, не могу — не хватает знаний.
— Я тоже не могу. Придется рискнуть, — пробормотала Лебедка. — Почитаешь нам вслух, дружочек? — ласково попросила она лепрекона. Нормальный Пейдин не повелся бы на такое. Одержимый кивнул, не поднимая глаза от страниц:
— Конечно!
"Четвертое дризленя. Пытался вызвать Мать-Природу, чтоб исцелить икоту. Вместо нее случайно вызвал Тех Кого Нельзя Будить. Те Кого Нельзя Будить велели не шуметь после одиннадцати: им завтра рано вставать к жертвоприношению на Долгом архипелаге. Извинился. Обнаружил, что Те лечат икоту лучше Матери — одним своим видом. Нужно будет рассказать знакомым героям.
Двадцать шестое дризленя. Получил от местного лорда заказ на вивернину мухоловку. Избил заросли мухоловки волшебной палкой. Заработал десять золотых и аллергию."
— Спасибо, достаточно. По-моему, дело не в содержании, — Тори потерла подбородок. — Минуточку. Точно. Как? Как он понимает такой старый текст?!
— А-а-а… это просто, — рассеянно откликнулся лепрекон. — Тут в корешке сидит забавный такой червячок. Цапнул за палец, но уже совсем не болит. Думаю, дело в нем. Хотите попробовать?
— Ох, ты ж… — всплеснула руками Лебедка и добавила несколько слов, которые переводчик Тори громко запикал. Изабель стремительным движением выхватила у лепрекона книгу и спрятала в сумку.
— Нужен образец для противоядия, — ответила она на недоуменный взгляд Тори. Гномка тем временем пыталась остановить приятеля, пыхтя и ругаясь: проще было бы удержать намыленную куницу. Виктория торопливо огляделась. Взяла со стеллажа увесистый том:
— Смотри! Диссертация по экономике, тема: социальные функции денег!
— Класс, — тут же успокоился лепрекон. — Да она еще и с картинками. О-о-о… Грязные, непослушные деньги…
Девушки дружно вздохнули. Если это было начало проблем, что, в таком случае ждало их в Петле?
Заметить искривление стеллажей с близкого расстояния было почти невозможно. И абсолютно невозможно было пропустить тонкую золотистую дымку, которая с некоторых пор окутывала книжные полки.
* * *
Долгое, бесконечно долгое время по лестнице не поднималась ни одна живая душа. Не касалась тусклых перил, не тревожила пыль на полу.
Спрашивается: кто, в таком случае, оставил на площадке следы здоровенных когтистых лап? На фоне этого зрелища другой вопрос — почему следы уходят в сплошную стену? — казался не очень важным.
— Это не я! — пискнул при виде следов Силуэт. Черное Лицо в кои-то веки промолчал, испуганно озираясь.
— Чего боитесь? — проворчал старый гоблин. — Вы уже и так мертвые.
— Вот это счас обидно было! — возмутились призраки хором. Безымянный усмехнулся:
— Отпустило? Хорошо. Дальше легче не будет.
Силуэт покосился на товарища и смущенно промямлил:
— Знаете… мы, наверное, вернемся. Пока не стало слишком поздно.
Черное Лицо снова ничего не сказал, но даже при слабом свете магического огонька было заметно: он — не очень-то черный, скорее — серый, и продолжает на нервной почве бледнеть.
Старик проводил дезертиров задумчивым взглядом. Он мог поспорить с кем угодно и на какую угодно сумму: призраки что-то не договаривали. Как будто на самом деле их пугала не фантомная мышь-переросток, а дурные воспоминания. Но это оказалась наименьшая из проблем, гораздо важнее: каждый новый пролет все сильнее окутывал золотистый туман.
* * *
То, что Виктория издали приняла за горгулью, вблизи оказалось скелетом. Вполне антропоморфным скелетом, притулившимся на полке в позе запойного читателя: эдакий Мыслитель Родена, но с книгой.
Чуть поодаль обнаружился еще один, до смерти влюбленный в чтение.
Можно было притвориться, что никто ничего не видел, и двигаться дальше. Можно было бы, пока скалолазы не разглядели сквозь дымку пурпурные лохмотья.
