— Мне кажется твоё мнение субъективно.
— Несколько кадров и ты увидишь то, что вижу я.
Он убеждал, а я сопротивлялась, сомневалась. Поэтому и капризничала.
— Ты всегда так говоришь, но ещё ни разу не показал свои работы.
— Я художник и не люблю показывать незаконченные наброски.
Артём уже массировал плечи, разминал мою шею, расслаблял и предлагал забыться, отступить от своих страхов и я позволяла ему вести себя, готова была закрыть глаза и податься на его голос.
— Я переоденусь. – Достаточно резко предупредила, теряя всю магию и интимность момента, почему-то показалось, что сама себя обманываю, что он всё делает для работы, а не для меня. И нет никакого соблазнения, есть только моя необузданная фантазия.
Обычно Артём позволял мне оставить бельё, так я себя чувствовала достаточно комфортно, но сегодня не было пределов, я нарушила всё, что возводила для себя и для него, перешла грань деловых отношений, подпуская этого мужчину в круг избранных. Легла на удобный диванчик со времён восемнадцатого века, кажется, Артём добыл его в каком-то музее, сведя с ума хранительниц и директрису. Даже не сомневаюсь, что ему это удалось. Набросила мантию, как он и говорил, прикрывая толстыми складками полные груди, дальше ткань струилась вниз, оплетая левый бок, оголяя и очерчивая линию живота. Мой мальчик очень удачно сегодня лёг, за счёт чего живот приобрёл идеальную овоидную форму без уже привычных перекосов, которые так злили меня и так умиляли моего фотографа. Накинула край мантии на голые бёдра, ровно под линией живота.
— Уже готова?
Я вздрогнула и всмотрелась в темноту.
— Давно наблюдаешь?
Эффект неожиданности прошёл и теперь получилось расслабиться, полностью отдалась на его волю.
— Только пришёл. Ты очень соблазнительна. Я сочувствую Даниле.
— Он уже и сам себе сочувствует. – Вздохнула я, вспоминая последние подвиги. Мало того, что он борется с собой, так ещё приходится бороться и со мной.
— Не против, если я включу музыку?
— Ты же говорил, что ничто не должно отвлекать.
Артём пока выставлял свет, настраивал объектив, корректировал фон. Предпочитая работать в тишине, не один раз пресекал моё желание расслабиться под музыку, теперь же, предлагал сам. С лёгкой улыбкой, плавными движениями он пересёк комнату и нажал на кнопку проигрывателя.
— Сегодня вечер нарушенных правил. Не так ли?
— Мы начинаем?
— Начинаем, – хмыкнул он, уловив моё нежелание продолжать тему.
Первые щелчки фотокамеры, яркие вспышки, блики. Музыка уводит в какую-то сказочную страну, хочется закрыть глаза и погрузиться в этот сладкий сон.
— Закрывай. – Командует Артём, уловив моё секундное желание, и я отдаюсь ему, без тормозов.
Улыбка поселилась на лице, и её нельзя прогнать. Мелодия, словно что-то забытое из детства, не отпускает, манит к себе, притягивает, завораживает. Будто сквозь сон я слышу тихие редкие команды и советы, сегодня Артём добрый. Сегодня он хороший. Обычно мучает меня по несколько минут, пока выберет нужный ракурс, да и сыночек командир ещё тот, но сегодня все довольны, все работают командой, не желая выбиваться и выделяться. Я не сразу поняла, что щелчков камеры не слышу, вышла из состояния полудрёмы и приоткрыла глаза. Ничуть не удивилась, когда заметила Артёма, сидящего у меня в ногах.
— Что это за музыка?
— Песня называется «Слёзы счастья» – практически шёпотом ответил Артём, навёл объектив на меня и снова начал снимать, непрерывно, заражая своим азартом.
— Счастья… надо же, а кажется такая грустная. О чём там поётся?
— Это песня из одной русско-китайской сказки, «Волшебный портрет», влюблённые были разлучены злым колдуном, но обрели своё счастье. Переводов этой песни в интернете огромное множество, а сам я китайского не знаю. Сходятся все они лишь в названии и в том, что в каждом переводе говориться о любви.
— Я словно живу вместе с этой песней. Почему именно она?
— Не знаю, услышал и подумал о тебе…
Артём вдруг замолчал и перестал снимать, внимательно всматривался в мои глаза, разглядывал моё тело, наслаждался увиденным и с придыханием улыбался.
— А о ком думаешь ты?
— Я могу не говорить тебе?
— Можешь, просто сейчас ты другая, необыкновенная, никогда прежде не была такой.
— Какой? – Улыбнулась я, глядя на его растерянность.
— Желанной.
И лёгкое, едва уловимое прикосновение его руки к моему колену заставило вздрогнуть снова, но теперь эта дрожь была сладостной. Секунда и на место ладони опустились горячие губы, секунда и ничего нет, словно и не было никогда.
— Замёрзла?
— Немного.
— Думаю, сегодня можно закончить пораньше. – Он как-то подобрался, а у меня в крови черти взыграли.
— Может, вина? – Неожиданно для Артёма и для самой себя предложила я. – Я видела у тебя в кабинете бутылку красного вина. Как раз и согреюсь.
Без лишних слов Артём исчез в темноте и уже через минуту появился снова, теперь с бокалом в руках. Один глоток и я расслабилась, откинулась на спинку и закрыла глаза, уплыла и не чувствовала ничего кроме окрыляющей свободы. Снова вспышки, но теперь словно не мои, словно вдалеке, в другом измерении. И только едва различимые щелчки, которые следуют один за другим и редкие подбадривающие слова, которые мощнее самого сильного афродизиака заводят, возбуждают, сводят с ума. И я уже не контролирую своё тело, оно живёт и существует отдельно от разума, выгибается волной, подаётся вперёд.
— Оксана, Данила говорил у тебя есть дочь.
Но я не отошла от безумного сна, продолжала летать в нём.
— Алиса. Я её очень люблю.
— А мужа?
— И мужа люблю.
— Почему ты не хочешь его простить, он сделал тебе настолько больно?
— Больно, но я не хочу об этом говорить.
— А ты никогда не думала ему отомстить?
— Той же монетой? Нет. Никогда. Я не люблю и не хочу мстить, я выше этого. Всё, что делаю, получается без скрытых порывов. Я так живу.
— А ты допускала мысль о том, что вы можете развестись? Он ведь не мальчик, не будет всю жизнь ждать твоего прощения, в конце концов, он научится жить без тебя.
— Я была бы этому рада, если, конечно, такой выбор лучше для него. Я всегда этого боялась.
— Того, что он уйдёт?
— Нет. Того, что он устанет от меня. Я старше, я каждый день открывала глаза и боялась, что он встретит другую. Моложе, красивее, ту, которую он хочет видеть рядом с собой. И самое ужасное, что мне нечем будет крыть. Я всегда хотела дать ему максимум свободы, чтобы он не зависел от меня, но на самом деле, боялась стать зависимой от него. И решение уехать далось мне нелегко. Как и сейчас, мне сложно видеть его, слышать его голос, понять, как я его хочу.
