Денис, сам не понимая зачем, взваливает тяжеленный мешок на плечи и, качаясь от веса, идет, куда сказали. Уголь впивается через тонкий холст в плечи, в шею. Даже в затылок – острым невидимым краем.
Капитан пьян. Не мертвецки, но чувствительно – запах шагов с трех валит с ног, да и глаза нетрезвые. Бешеные.
– Раба завели? – хохочет он. Оба охранника вежливо посмеиваются вслед за начальством. – Уголь вон туда, в угол. И пошли со мной, гангстер.
Они смеются. Они все снова смеются.
Привокзальная площадь большая. Без машин, людей и спиленных на дрова деревьев она кажется огромной и пустой. Только в самой середине стоит памятник полководцу. Живым он отстоял Родину и почти дожил до победы, но вот так, бронзовый, может только стоять и смотреть, как капитан пистолетом подталкивает Дениса к ближайшему столбу.
– Здесь стань. Страшно?
– Холодно… – тихо говорит парень.
Конечно, страшно, дурак, что ли, зачем спрашивать.
– За уголек спасибо, так что давай, лицом к столбу повернись. Последняя тебе милость от военного руководства.
Денис послушно поворачивается лицом к бетонной трубе с остатками полустертых снегом и ветром прилепленных бумажек. Реклама. Предложение того, чего нет, тем, кто уже не заплатит.
«АВТОБУСОМ К МОРЮ», – читает он размазанные буквы прямо перед глазами. А вот типографская картинка пальм и пляжа уже расплылась, как и телефон, по которому можно…
Сзади громко и нагло кричит птица, впиваясь клювом в затылок. Один раз. Навсегда.
А выстрелов так и нет. Денис стоит, упершись лбом в столб, и чувствует, как по штанам вниз течет что-то мокрое, горячее. Но это не стыдно, теперь уже ничего не стыдно, раз он попался.
Слышен звук удара и короткий страшный вздох. У парня хватает сил обернуться, и он понимает, что расстрела не будет. Вообще или не сейчас, это уж как повезет.
Капитан лежит на спине, так и сжимая в руке пистолет. Из уголка рта льется кровь, толчками, слегка пузырясь, когда он пытается вздохнуть или что-то сказать. Над ним стоят двое – совсем юный парнишка, лет четырнадцати, младше Дениса, и мужик в телогрейке и высоких сапогах, лысый, хмурый, с длинным заточенным напильником в руке. С напильника, ставшего ножом не хуже фабричных, стекает кровь.
– Обоссался? – спрашивает мужик. – Бывает. Высохнет, это дело такое. Пошли вниз, пока вояки не очухались. Их немного осталось. Только капитана прихватим, и пойдем.
С неожиданной силой он вырывает из еще живых пальцев пистолет, с хрустом, ломая тонкие кости, и отбрасывает его в сторону, в сугроб.
– Зачем? – слабым голосом спрашивает Денис и, уже не стесняясь, ощупывает пах – ну да, так и есть… Стыдно.
– Выкинул зачем? Да на кой он хер. Одни беды с этим огнестрелом. А если попадешься и номер проверят? Там расстрелом не обойдешься.
Мужик взваливает на плечо тело капитана, парень молча помогает ему, держит свежий труп за ноги.
– Чего застыл, зассанец? Пошли, говорю! – властно говорит мужик, и Денис идет за ним, как привязанный. Мать, уголь, все вылетает из головы.
Они обходят вокзал, стараясь не попадаться на глаза редким патрульным, и ныряют в подвал по неприметной боковой лесенке. Мужик несет добычу, не обращая внимания, что весь измазался в крови, легко, как рулон бумаги.
В подвале Дениса толкают к какой-то двери; снова ступеньки вниз, уже темно, как у зайца в заднице, он идет на ощупь, подгоняемый тычками и короткими указаниями: налево, прямо, снова налево. Впереди видно неяркое зарево костра, возле него сидят люди. Молчаливые, внимательно наблюдающие за полутьмой коридора, в котором ворочается лохматая туша какого-то зверя. Пахнет жареным мясом, да так сильно, что голодный Денис начинает захлебываться слюной.
– Вояки парня в расход вели, – сообщает всем хмурый. – Но я опередил товарища капитана. Так что крысюку еда, а нам новый житель. Принимайте.
Он бросает труп туда, в проход, к непонятному зверю. Денис всматривается и понимает, что сейчас обмочится еще раз. Огромная, метра два в длину, толстая крыса хватает мертвое тело и начинает, басовито урча, рвать его зубами.
– Это наш бог, – как само собой разумеющееся, говорит мужик. – Мы ему человечинку, а он нам крысят подгоняет. Людей нам жрать не по понятиям, братва не одобрит, а крыски – нормально. Пойдут. По нынешней теме вроде и не западло.
Денис падает на пол возле костра, рядом с остальными. Пацан, так и не сказавший ни слова, поднимает с железного ящика возле огня кусочек мяса на тонкой обожженной косточке и сует ему в руку.
– Вкус-с-сно… – громко шипит гигантская крыса в темноте. Денис едва не давится жареным мясом от удивления, но не до того: он впивается зубами в пищу и начинает рвать ее и заглатывать кусками не хуже крысюка.
* * *
Филя равнодушно пожала плечами. Действительно, история как история, Воронеж наполнен такими. Это для Дениса, ставшего потом жрецом и начальником над своими подземниками, важная часть биографии, а ей-то что.
Кат замолчал и прошел несколько шагов. Они как раз повторяли маршрут этого самого парня, давно ставшего безумным подземным жителем: пересекли делавшую здесь петлю улицу Сорок пятой стрелковой дивизии, по старинке называемой всеми Клинической, и вдоль завалившегося забора бывшего детсада нырнули в плотную старую застройку. Как раз двухэтажки, из тех, где вырос Денис.
– А его дом… Он ведь где-то рядом?
– Да, чуток правее. Хочешь посмотреть?
– Да. Почему-то – да.
Сперва они промахнулись, выйдя из лабиринта заросших палисадников, развалившихся двухэтажек и сгнивших автомобилей прямо напротив проезда на Советскую. Левее торчала заброшенная своими прихожанами церквушка с покосившимся крестом, за ней яйцом разбитого бетона темнела ротонда.
– А что это вообще было раньше?
– Областная больница. Но это сто лет назад было, в войну раздолбали пушками, а потом оставили как памятник.
Они прошли вдоль улицы еще метров сто и свернули между домами.
– Или этот, или соседний. Судя по рассказу.
Дома были мертвы давным-давно, но ничего другого и ожидать не приходилось. Кат с трудом выломал вросшую в грязь и лед дверь, пропустил вперед Филю, и они поднялись на второй этаж. Ну да, угадали. Наверное. В дверном проеме лежало давно ставшее мумией тело, судя по остаткам одежды – женское. В квартире кто-то побывал после смерти хозяйки, поискал, но брать ничего не стал. Да и нечего. Три кастрюли, так и не дождавшиеся уголька, чтобы сварить в своих эмалированных чревах хоть что-то.
– Пойдем, – помолчав, сказала Филя. Кат, задумчиво смотревший на косо висевшую на стене фотографию – за слоем пыли были полная женщина с грустным лицом и совсем еще юный, безбородый и коротко стриженный жрец Денис, – кивнул.
