Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
Кристль Кранц, конечно, была звездой шоу, но сердце зрителей завоевала канадская горнолыжница, бесстрашная дочь адмирала Диана Гордон Леннокс. В набранной в последнюю минуту канадской команде было всего четыре горнолыжницы. Диана сломала во время тренировки несколько пальцев, у другой девушки была перевязана нога, еще одна спортсменка выздоравливала от гриппа. Канадки стояли на вершине горы, и конец трассы казался им недосягаемо далеким. «У меня такое чувство, что перед заездом я стала другим человеком в другом мире», – писала капитан канадской женской горнолыжной сборной вскоре после соревнований. Диана, «черные волосы которой развевались на ветру», съехала с горы с загипсованной рукой и с одной лыжной палкой и пересекла финишную черту последней, но ее монокль оставался на своем месте, что несказанно порадовало 30 тысяч зрителей[555].
По сравнению с канадками американская женская сборная, которую прозвали «красными чулками», достигла неплохих результатов, но американки сильно отставали от немок, с которыми жили в одном здании. Совместное проживание доставило американским спортсменкам много неудобств. Они обедали в столовой после немок и фактически доедали за ними. Когда американок пускали в душевые, в них уже не оставалось горячей воды. «Никогда не забуду, – писала капитан американской женской сборной по горным лыжам Алиса Киайер, – какое бессилие мы ощущали, когда мощные немецкие фройляйн маршем входили в столовую и набрасывались на сосиски с зауэркраут (квашеной капустой). Когда мы видели их на трассе, нам становилось еще более грустно. Это были суперженщины». Киайер пригласили осмотреть спуск вместе с немецким чиновником. На полпути к финишу поперек трассы лежала огромная сосна. «Доктор Вотш вынул из кармана маленький свисток и один раз просвистел. Через две минуты из леса появились десять немецких солдат на лыжах, спускавшихся по склону гуськом и распевавших песню. Выслушав приказ, они убрали дерево и с песней удалились в лес»[556].
В дневнике Мэри Тресиддер нет ни слова о политике, несмотря на то, что они с мужем, который позднее стал президентом Стэндфордского университета, ездили на экскурсию в Коричневый дом (штаб-квартиру НСДАП) и посещали священный для нацистов мемориал Фельдернхалле. Видимо, девушка не хотела думать о политике в разгар веселья и отдыха («в карнавальные дни попали на бал, очень весело»[557]).
Большинство иностранцев не интересовалось политической обстановкой в стране. Золотой призер Олимпиады американский бобслеист Иван Браун в своих письмах домой ни разу не упомянул нацистов. Многие американские спортсмены, которые участвовали в зимних и летних Олимпийских играх 1936 г., были простыми ребятами из сельской местности. Они ни разу до этого не бывали в Европе и не разбирались в немецкой политике. В своих письмах Браун называл жену «дорогая девочка». Он скучал по дому, волновался из-за соревнований и иногда хандрил. Конечно же, Браун рассчитывал успешно выступить на Олимпиаде: «Вот мы и добрались. Все прекрасно к нам относятся, и мне кажется, что я покажу здесь хороший результат… Горы нависают над нами, как башни. Сегодня утром осматривали трассу для бобслея. Я съехал. Эта трасса гораздо лучше, чем наша, не такая крутая, но с множеством поворотов. Мне нравится»[558]. Спортсмен оставил также небольшую запись о фюрере. «Гитлер неплохо выглядит, кажется гораздо выше, чем можно было бы предположить по фотографиям, – писал Браун после церемонии открытия. – Надеюсь, что ты слышала, как громко я маршировал, гордый, словно павлин. Все это ради тебя, дорогая»[559].
Пятнадцатилетней леди Маири Вейн-Темпест-Стюарт, младшей дочери седьмого маркиза Лондондерри и его жены Эдит, в день открытия Олимпиады больше всего запомнился «прекрасный ланч», на котором подавали «устрицы с икрой»[560]. Ее отец полагал, что сохранить мир в Европе можно только путем сотрудничества с Гитлером. Несмотря на то, что маркиз тогда уже не занимал никаких государственных постов (в кабинете Рамсея Макдональда он был министром авиации), нацисты считали его одной из ключевых фигур, способных помочь навести мосты между двумя странами, поэтому «обхаживали» англичанина по полной программе.
После прибытия в Берлин маркиза отвезли в охотничье поместье Геринга Каринхалл. «Мама застрелила лань, – писала Маири, – папа – красного оленя, а я – еще одну лань»[561]. Девушка не только умела метко стрелять. В возрасте двенадцати лет она научилась управлять аэропланом, поэтому, скорее всего, на Маири больше, чем на ее сверстниц, произвел впечатление авиастроительный завод «Юнкерс» в Дессау: «Было интересно посмотреть, как делают аэропланы и моторы. Мы там пообедали, и мне подарили модель самолета. Ужинали с Гитлером»[562]. В дневнике дочери маркиза ужасные немецкие реалии соседствуют со светскими развлечениями: «Обедали с герцогом Саксен-Кобург-Готским, потом поехали в трудовой лагерь».
* * *
Несмотря на широкий круг знакомств, маркиз Лондондерри вряд ли знал о существовании дома Хиртов, расположенного в восьми километрах к западу от Гармиша. Судя по гостевой книге этого скромного сельского домика, с начала 1920-х гг. в нем побывало очень много литераторов из Великобритании и США, а также представителей других творческих профессий. Здесь останавливались поэт Зигфрид Сассун, британский художник Рекс Уистлер, американская актриса Кэтрин Корнелл, искусствовед и историк Джон Поуп Хеннесси, писательница Эдит Оливье, а также лорд Эшер и Джордж Винсент (президент фонда Рокфеллера). В доме Хиртов Уильям Уолтон дописал свой скрипичный концерт для альта, а лечившийся от туберкулеза Стивен Теннант, которого считали самым ярким представителем лондонской золотой молодежи, завел роман с Зигфридом Сассуном. В книге посетителей есть также имя приемного сына Чан Кайши Цзяна Вэйго, который в то время проходил обучение в элитных войсках альпийских стрелков. Наверняка в доме Хиртов он с удовольствием отдыхал от марш-бросков в горах и пятнадцатикилограммового ранца.
Владельцы заведения Йохана и Вальтер Хирт имели завидные связи. Отец Йоханы был главным судьей Великого герцогства Гессен, а ее брат Эмиль Преториус считался лучшим сценографом фестивалей в Байройте. Семья обеднела в результате послевоенной гиперинфляции, и Йохане с Вальтером пришлось уехать в принадлежавшей матери Вальтера дом в Унтерграйнау. Здесь, у подножия самой высокой горы в Германии, Цугшпитце, в окружении такс и кур, среди зарослей орешника, супружеская пара зарабатывала на жизнь, принимая видных гостей. День проживания в доме Хиртов стоил один фунт. Иностранцы обожали статную, как королева, Йохану за ее красивые дирндль-наряды, безукоризненный английский, ловкое обращение с пылесосом. Эта женщина «умела справляться со всем: от сломанной ноги до разбитого сердца»[563]. Ее супруг, коренастый Вальтер, не отличался подобной ловкостью, но смешил гостей своими причудливыми фразами на английском, вроде «благослови Господь твой доход» и «я во всех смыслах коммуналист»[564].
Ознакомительная версия. Доступно 24 страниц из 116
