– О нет! Бесс! Проснись. Пожалуйста, проснись. Пожар! Мэтью, ты должен найти Бесс.
– Я пришел за тобой, Эмили. Надо спешить. Нужно уйти отсюда. Это не твой дом, он не нужен тебе.
Холодный, живительный воздух окутал их. Эмма глубоко вздохнула и поняла, что они спасены, но…
– Нет. – Он тащил ее вперед, где в ночной темноте стояла лошадь. Эмма сопротивлялась и кричала. Лошадь тоже заржала, подняв голову. Эмма бросила взгляд через плечо и увидела, что пламя осветило весь двор. И там, открыв дверь своей комнаты, выползла во двор Бесс.
Эмма заплакала от облегчения, и каждое всхлипывание наполняло ее легкие холодным воздухом. И тупость от сна и дыма понемногу прошла.
– Ты, – простонала она, – ты сделал это! – Что-то ужалило ее руку. Она увидела грубую веревку, которая завязалась узлом. – Ты сделал это!
– Садись на лошадь.
– Нет, ты сумасшедший. Ты поджег мой дом.
– Это не твой дом. Твой дом там, где я.
– Ты… О, Мэтью. Ты поджег и дом моего дяди. Да? Ты убил его!
– Нет, – пробормотал он. – Нет. Нет.
– Ты убил его.
– Это был несчастный случай. Если бы ты тогда доверилась мне. Если бы согласилась выйти за меня… мне не нужно было бы ничего предпринимать, чтобы привести тебя в мой дом. Я думал, если его не будет, мы будем жить в доме моего отца. Вот в чем причина. Это ты во всем виновата. Все твоя вина.
– О Боже. Мой дядя.
– Садись на лошадь, Эмили.
– Нет. – Пощечина прервала ее протест. Щека залилась краской, и тогда он ударил ее снова. Когда она попыталась отвернуться, его кулак пришелся в скулу, и она упала.
Она могла лишь закрыться руками, чтобы защитить себя, когда удары посыпались снова и снова. Кровь стекала с разбитой губы, и она погрузилась в серый, безмолвный туман.
Мир пошатнулся и поплыл, и она чувствовала, что ее тело уносит куда-то… и нет никаких сил, чтобы остановить это.
Глава 22
Карета тряслась и подпрыгивала на плохой дороге, Харт морщился при каждом толчке, отзывавшемся болью в измученном теле. Шум волн должен был действовать умиротворяюще, но он стиснул зубы, ненавидя этот звук. Он слышал этот шум всю ночь, ворочаясь и силясь заснуть в неудобной чужой постели. И подозревал, что воспоминание об этом будет преследовать его всю оставшуюся жизнь.
Оставить гордость и увидеть Эмму еще раз…
Солнечные блики переливались и отражались в воде, смеясь над его бесплодными усилиями.
Она сказала ему, что он отвратителен ей, и просила никогда не возвращаться. Но разве его сердце может примириться с этим? «Ну, нет, старина, попробуй-ка еще раз». И вот он снова по той же самой дороге направляется к ее дому.
Он объяснился с ней и уехал. Униженный и оскорбленный. Кляня ее за бессердечность. Жестокая ведьма, она целила прямо в его сердце, и ее стрела с легкостью нашла мишень. За исключением…
За исключением того, что ее атака не имела смысла. После того как он успокоился, утолив боль половиной бутылки виски, его сознание прояснилось и помогло ему увидеть происшедшее с другой стороны. Эмма Дженсен лгала.
Она сказала, что не хочет иметь с ним ничего общего. Утверждала, что он отвратителен ей. Но могло ли это быть правдой? Каждое движение, которое она совершала в Лондоне, каждое сказанное ею слово, каждое заключенное пари помогали ей двигаться к цели. Она рассчитала все, кроме того времени, что провела с Хартом, это время только мешало выполнению ее плана. И та ночь в его доме – она могла разрушить его окончательно. Если бы он понял правду в ту ночь, ее ложь рухнула бы как карточный домик.
Да, она пришла к нему. Пришла по собственному желанию. И без всякого расчета.
Разве она сделала бы такое, если бы он был противен ей?
Она лгала. Лгунья. Законченная лгунья. Женщина, которая лгала в том, что касалось ее собственной жизни, ее прошлого, ее чувств, ее мыслей. Но это не имело значения для Харта, потому что он, идиот, доверял ей. Он понимал ее. Потому что сам лгал всему миру, лгал самому себе. Он знал, что значит охранять себя от мира, спрятать себя даже от тех людей, которых любишь.
А ей надо было защищать не только свое сердце, но и свое тело, когда ее собственный отец обманул ее ожидания. Единственный человек, который обязан был защищать ее, не делал этого. И Харт мог понять, что в этом случае ложь была не худшим союзником.
Итак, она лгала. Это было бы нетрудно заметить, если бы он сохранял самообладание. Эмма внезапно сбежала, боясь, что их отношения могут помешать ей. Она разбила бы его сердце прежде, чем позволила ему разбить свое. Вот чем он рисковал – своим сердцем. Своей гордостью и своей душой.
Если он не пойдет на риск, она никогда не поверит ему. И мысль вернуться в Лондон без нее…
Харт покачал головой. Он не мог вынести этого. Возвратиться назад в то место, где он держал все свои желания под запретом, где никто не произносит ни одного искреннего слова? Где все склоняли головы, когда он приближался, и злословили, когда он уходил?
Мысль об этом каленым железом жгла его грудь. Он хотел Эмму и всего того, что было с ней связано. Все, что он хотел сделать, – заставить ее поверить ему. Может быть, ему следовало арендовать дом в Скарборо?
От этих мыслей его настроение улучшилось, и он даже начал улыбаться, когда карета вдруг резко вздрогнула и затормозила.
– О черт, – выругался кучер. – Ничего. Ничего…
Карета покатила медленнее.
– Извините, ваша светлость. Лошади немножко упрямятся. Там впереди что-то горит, много дыма…
Запах горелого дерева давно проник внутрь кареты, но Харт не замечал его, пока кучер не объяснил. Странно, что тут может гореть? Кругом не было видно леса.
Но какое-то нехорошее предчувствие шевельнулось в груди, когда кучер сказал более резко:
– Ваша светлость!
Открыв ногой дверь, Харт встал на ступеньку кареты. Они преодолели небольшой подъем, и дорога, спускавшаяся вниз, была видна как на ладони. И на всем ее протяжении клубы дыма вились как серые облака. Морской бриз разносил их кругом, посылая отдельные завитки в сторону от моря. Небольшая группа людей толпилась вокруг какого-то строения, разрушенного пожаром. Пламя все еще лизало обгорелое дерево, но то, что осталось, не могло удовлетворить аппетит огня. Маленький сарай был помилован, но кусты поблизости обгорели.
Когда его взгляд остановился на соседнем садике, Харт вздрогнул от ужаса. Он узнал это место.
– Нет!
Он снова оглянулся кругом: двор, дальше окружавшие его луга, низкая каменная стена позади участка, тропа, которая вела через высокую траву к утесу.
