Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
И если она приложила к своей посылке письмо, склеенное из букв, вырезанных ею из молитвенника, в котором советовала Просперу покинуть Францию, так это только потому, что еще не знала, что и здесь его существование еще возможно. К тому же, убежденная, что рано или поздно она станет женою Кламерана, она предпочитала видеть далеко от себя человека, которого любила так горячо.
А тем временем поставщики, деньги которых потратил Рауль и которые вот уже столько времени отпускали Фовелю в кредит, настаивали на платеже. Они не понимали, как это такой дом, как дом Фовеля, может заставлять их ожидать такие незначительные суммы. Одному были должны две тысячи, другому — тысячу, третьему всего только полтораста франков. Мясник, лавочник, виноторговец — все представили свои счета разом, и всем необходимы были деньги сейчас же и до зарезу. Некоторые даже грозили, что обратятся прямо к господину Фовелю. Увы! Госпожа Фовель была должна 15 тысяч франков, и ей неоткуда было взять этих денег.
С одной стороны, Мадлена и ее тетка, всю зиму воздерживавшиеся от выездов, чтобы избежать расходов на туалеты, должны были во что бы то ни стало ехать на бал к Жандидье, личным друзьям Фовеля.
Но как отправляться на этот бал, который в довершение несчастья был костюмированный? Откуда взять денег на костюмы? Целый год они уже не платили своей портнихе. Целый год они ей были должны изрядную сумму. Согласится ли она продолжать им кредит?
Но тут им оказала услугу их новая горничная Пальмира Шокарель, нанятая к Мадлене. Эта девушка, отличавшаяся знанием жизни, без всяких просьб с их стороны указала им на очень искусную портниху, которая только что открыла свою мастерскую, не нуждалась в деньгах и была бы счастлива шить все что угодно, ждать деньги, и все это только из-за того, что госпожа и мадемуазель Фовель могут послужить ей рекламой и привлечь к ней заказчиков.
Но это еще не все. Ни госпожа Фовель, ни ее племянница не могли отправиться на бал без драгоценностей.
А как быть, если все их драгоценности до единой были заложены Раулем в ссудной кассе и сами расписки хранились у него?
Вот почему Мадлене пришла на ум идея попросить Рауля на часть похищенных денег выкупить драгоценности, оказавшиеся в его руках благодаря слабости его матери. И она открыла этот проект тетке.
— Разреши мне свидание с Раулем, — говорила она. — Он не посмеет мне отказать.
И на другой день отважная девушка взяла фиакр и, несмотря на отвратительную погоду, отправилась в Везине.
Эта попытка оказалась все-таки бесполезной. Рауль объявил ей, что поделил деньги с Проспером, свою же часть уже растратил и сидит теперь без денег сам. При этом он не хотел возвратить ей и расписок, и со стороны Мадлены потребовалось много энергии, чтобы добиться от него возвращения четырех расписок из пяти, самых необходимых и притом наименее дорогих.
Этот отказ с его стороны был внушен ему Кламераном. Маркиз надеялся, что в самый критический момент они обратятся к нему. Рауль отказался исполнять это приказание и только после сильной ссоры, о которой рассказывал Жозеф Дюбуа, новый лакей Кламерана, ему пришлось уступить.
Оба сообщника понимали отлично, что они очень опасны друг для друга. Кламеран стал подыскивать средство, если и не особенно честное, но безответственное, как бы ему отделаться от Рауля, а молодой бандит чувствовал каждую минуту это «дружественное» к нему расположение.
И только сознание тяжкой опасности могло их примирить снова, и эта опасность во всей своей силе проявилась перед ними на балу у Жандидье.
Кто же был этот таинственный паяц, который, прозрачно рассказав историю госпожи Фовель, так многозначительно сказал Кламерану:
«Я друг вашего брата Гастона».
Они не могли его узнать, но они настолько хорошо понимали, что это их непримиримый враг, что по выходе с бала решились его убить.
Зная, что за ними наблюдают, что напали уже на их след, они были очень этим встревожены.
— Будь осторожен, — говорил вполголоса Кламеран. — Мы очень скоро узнаем, кто этот человек.
Рауль же, напротив, советовал ему отказаться от Мадлены.
— Нет! — восклицал Кламеран. — Она будет моя, хотя бы я от этого погиб!
И они думали, что раз они знают, что за ними следят, то уже трудно будет их поймать. Но они не знали, какого сорта был тот человек, который напал на их след.
Глава XXII
Таковы были факты, которые, благодаря невероятной способности к производству предварительного следствия, были собраны и скомбинированы жизнерадостным господином, взявшим под свое покровительство Проспера, — именно Вердюре.
Возвратившись в Париж в девять часов вечера, но не с Лионского вокзала, как он извещал, а с Орлеанского, Вердюре тотчас же отправился в номера «Архистратига», где его с нетерпением поджидал кассир.
— Ах, вы ожидаете новостей? — воскликнул Вердюре. — Сейчас вы увидите, как иногда в далеком прошлом кроются первые причины преступления. Ведь если бы Гастону не захотелось двадцать лет тому назад выпить пива в тарасконском кафе, то ваша касса не была бы обворована три недели тому назад. Госпожа Фовель расплачивается теперь за тот удар ножом, который был нанесен еще в сороковом году. Ничто не проходит и ничто не забывается! Тем не менее — слушайте.
И он тотчас же принялся рассказывать, то и дело заглядывая в записки и в объемистую записную книжку.
Проспер слушал его, пораженный необычайной ясностью и удивительным правдоподобием предположений.
Долгое время продолжался рассказ Вердюре. Было уже четыре часа утра, когда он его окончил и когда Вердюре с триумфом воскликнул:
— А теперь они у нас в руках! Они хитры, но я еще хитрее их и заткну их за пояс. Через каких-нибудь восемь дней, милый Проспер, вы будете уже реабилитированы: я обещал это вашему отцу.
— Что, если бы это было возможно! — проговорил кассир. — Если бы только это было возможно!
— Что?
— То, что вы говорите.
Вердюре вскочил, как человек, который не привык к тому, чтобы ему не доверяли.
— Это вполне возможно! — воскликнул он. — Это сама истина, это сама очевидность, опирающаяся на факты и бьющая в глаза!
— Но мне хотелось бы знать, как вы открыли всю эту подлую историю?
Вердюре громко засмеялся.
— Конечно, трудно было разобраться во всем этом темном деле, — отвечал он, — необходима была хоть искра света. Но пламя, зажегшееся в глазах Кламерана, когда я произнес имя его брата Гастона, зажгло и мою лампу. С этого момента я прямо пошел к разрешению этой загадки как к маяку.
Проспер смотрел на него вопросительно и умоляюще: ему хотелось знать частности, так как он все еще сомневался и не смел верить в счастье, которое тот ему пообещал, именно полную реабилитацию.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
