— Позволь, я сам сделаю это, мой Дикий Цветок, — любезно вызвался он и убрал чадру.
Несколько мгновений обе женщины поедали друг друга глазами.
— Ты и впрямь хороша! — заявила Михрима, поморщившись. — Теперь я понимаю, почему мой сын женился на тебе.
Эстер заставила себя улыбнуться и даже немного порозовела от похвалы.
Однако Михрима все поняла правильно. Своей лестью она ничего не добилась. Девица была не только красивой, но еще и умной. Михрима позвонила в крошечный серебряный колокольчик.
Служанка появилась мгновенно, и Эстер подумала, что она наверняка стояла за дверью и подслушивала. На стол был подан поднос с угощением, и тотчас, по знаку Михримы, служанка будто растворилась.
Пирожные с кремом, пирожные с орехами, медовые пирожные — все это многообразие не могло не радовать глаз. Маленькие чашечки с крепчайшим кофе источали пар и дразнящий аромат.
Эстер поднесла свою чашечку к губам, сделала маленький глоток, и глаза ее полезли на лоб. Она чуть не задохнулась, испробовав отчаянно горький напиток. Ее подмывало выплюнуть его немедленно прямо в невозмутимое лицо Михримы.
Халид добродушно похлопал ее по спине.
— Придется северной красавице привыкать к нашему южному яду.
— Это яд? — прохрипела несчастная Эстер. — Зачем меня потчуют ядом?
— Я неудачно пошутил, извини. Впрочем, некоторые народы отвергают кофе, считая его вредным.
— О! Ко многому мне еще придется привыкать. — Эстер одарила мужа смиренным взглядом.
Михрима пыталась разгадать, что кроется в душе привлекательной чужестранки. Ее глазки так и сияют, когда она смотрит на мужа. Но любовь ли это? Ни одна женщина в здравом уме не может влюбиться в меченного шрамом зверя, каким представлялся Михриме ее собственный сын.
Вероятно, так оно и есть. Рыжеволосая уроженка далекой страны безумна. У большинства молодых девиц хватает ума, пусть притворно, съеживаться в страхе перед всемогущей дочерью Сулеймана и Хуремы, но эта ведет себя по-глупому вызывающе.
Михрима мысленно обругала себя за то, что так жестоко просчиталась. Она рассчитывала использовать девчонку в качестве шпиона в окружении сына, но оказалось, что командовать ею невозможно. Да и стоит ли возлагать какие-либо надежды на дурочку, способную удариться в бега, переодевшись в мужскую одежду? Такое существо неуправляемо!
Халид и Эстер изображают в ее присутствии влюбленную парочку. Но таковы ли их отношения за закрытыми дверьми или они вздумали морочить Михриму? Если так, то, вероятно, есть возможность вбить между ними клин.
— Я удивлена, что тебе удалось так быстро приручить ее, — обратилась Михрима к сыну.
— Я не животное, чтобы меня приручали, — вскипела Эстер. — И я не глухая рабыня и не позволю в моем присутствии разбирать меня по косточкам.
— Столь грубый тон — признак неуважения к старшим, — одернула ее Михрима.
— Прости, но тебе что-то не то напели в уши, — все больше распалялась Эстер. — Между мной и мужем царит полное согласие, и с первой нашей встречи было полное согласие и всегда будет полное согласие.
Халид смотрел на жену и не верил глазам своим. Неужто она забыла, как наказывают в Турции за лживые слова?
— Тогда почему ты сбежала? — спросила Михрима.
— Случилось маленькое недоразумение и не более того, — выпалила Эстер. Ей надоели настырные вопросы, она устала, у нее начала болеть голова.
Михрима опешила. Никто и никогда не разговаривал с ней так неуважительно. Посмеиваясь про себя, Халид сохранял каменное выражение лица. Он знал, что ему следует вмешаться и одернуть жену, но предпочел промолчать.
— Кажется, ты сделал плохой выбор, сын, — сказала Михрима, поглядывая искоса на гадюку, уютно устроившуюся возле Халида. — Разведись с ней немедленно. Я позову свидетелей.
— Нет! — отрезал Халид. Михрима прибегла к другим доводам:
— Два дня она странствовала неизвестно где и с кем. Удостоверил ли врач ее девственность?
Халид обнял и прижал к себе дрожащую от возмущения супругу.
— Моя невеста была девственницей.
— Пребывание в султанском дворце немыслимо, пока она не научится прилично себя вести. — Михрима не оставляла надежды внести хоть какой-то разлад между супругами. — Если пожелаешь, я воспитаю из нее жену, достойную тебя?
— Где Тинна? — Халид задал этот вопрос с явной целью остановить все разрастающуюся ссору.
— Она в гостях у твоей кузины Саши. Хвала аллаху, что я отправила ее в Топкапи с ночевкой. Манеры этой… — Михрима так и не нашла подходящего слова, — плохо повлияли бы на твою впечатлительную сестру. Кстати, ты знаешь, где сейчас обитает Форжер?
Эстер заметила, что Халид бросил на мать упреждающий взгляд, чтобы та не касалась этой темы. К счастью, появление Малика избавило Халида от необходимости отвечать матери.
Дверь распахнулась, и Малик влетел в покой, словно подгоняемый штормовым ветром.
— Какая трогательная сцена! Вид дружного семейства радует мой взор! — воскликнул он, сразу же заметив мрачное выражение на лицах присутствующих. Именно поэтому он был чрезмерно шумен и нарочито весел.
Эстер стала опускать чадру, но Халид остановил ее.
— Малик для нас член семьи. При нем ты можешь держать лицо открытым.
Малик засветился улыбкой и кивнул Эстер.
— Как поживает моя кузина? — спросила она.
— У Эйприл все хорошо, только она постоянно пристает ко мне, чтобы я взял ее с собой в Стамбул, — ответил Малик и тут же напомнил Халиду: — Ты должен мне двадцать пять тысяч золотых.
— За что?
— Я уплатил долг Акбару.
— Двадцать пять тысяч золотых! — воскликнул Халид.
Малик с усмешкой развел руками.
— Решив тебя разорить, Мурад взял у него для своего гарема десяток девственниц, и, конечно же, самых лучших. Ты же сам предложил ему выбрать то, что он захочет на торгах, — повернувшись к Эстер, Малик весело добавил: — Ты обошлась мужу в кругленькую сумму.
Смущенная этим заявлением, Эстер посмотрела на супруга:
— О чем он говорит?
— Я позже все тебе объясню.
— Пустая трата денег, если хотите знать мое мнение, — проворчала Михрима.
— Никто тебя не спрашивает, — тихо произнесла Эстер по-английски.
Малик едва не расхохотался. Похоже, это любящее семейство получило достойное пополнение.
— Что ты сказала? — поинтересовался Халид, решив заняться воспитанием супруги прямо сейчас.
Эстер улыбнулась ему так обворожительно, как умела только она одна.
