Эстер решительно тряхнула головой. «По разбитой посуде не плачут!» Что-то она потеряла, но кое-что и приобрела. Интересно, что ждет ее в Стамбуле.
Солнце огненным шаром укатилось за западный край земли. Сначала тени от его лучей были длинными и черными, потом поблекли и исчезли, так же поблекла на время ее страсть к Халиду. Она не позволит ему дотронуться до себя, пока в присутствии христианского священника он не произнесет ритуальную клятву.
У европейской девушки тех времен это была единственная возможность услышать что-то подтверждающее ее право существовать в мире, которым управляют мужчины. А в языческом Стамбуле ей и этого не достанется.
Принц любит ее сейчас, но может разлюбить ее хоть завтра. Он непредсказуем.
А она? То, что кажется ей кислым сейчас, ночью было сладким. Да таким сладостным, что она чуть не умерла от блаженства в его объятиях. Может быть, ей стоит отбросить все мысли и сомнения и плыть по бурной реке, не пытаясь выбраться на берег и не гадая, куда ее вынесет течение.
Халид тоже был занят мыслями о своем будущем. Несколько раз он вспыхивал от ярости, вспоминая о проступках своей юной жены, но тотчас гасил гневное пламя. Незачем тратить драгоценные дни жизни на споры. Она со временам привыкнет к обычаям его страны, а он — терпением и лаской превратит Дикий Цветок в волшебную розу.
Она и сейчас подобна прародительнице Еве, так же чиста и искусительна. А если чуть подправить ее манеры, то она вполне сгодится на роль жены принца.
Слух о том, что Меч Аллаха наконец-то обзавелся супругой, причем рыжеволосой дикаркой с неведомого острова на Западе, опередил их появление в столице. Едва их кавалькада втянулась в узкие окраинные улочки, как толпа начала смыкаться, не давая прохода лошадям.
Тысячи глаз впивались взглядами в укрытое плотной тканью лицо. И тут Эстер оценила по достоинству преимущества чадры. Она чувствовала себя беспомощным котенком, которого великий и всемогущий Халид-бек подобрал на дороге на забаву себе, и счастье, что никто не видит, как она сейчас растеряна и напугана чуждой ей толпой.
Халид нежно шепнул ей на ушко:
— Вот мы и прибыли, принцесса!
Эстер гордо выпрямилась, не желая показать, что робеет перед тем неизвестным, что ее
ждет. Халид спешился, потом снял ее с седла. Коня тотчас увел слуга, а когда Абдулла вслед за жеребцом повел и черную кобылку, Эстер подбежала и погладила холку своей подруги.
— Спасибо тебе, милая, за все.
Она шептала на ушко лошади ласковые слова по-английски, уверенная, что животным понятен любой язык.
— Я смогу навещать ее? — спросила она у Халида.
— Конечно, — любезно согласился супруг, но тут же с усмешкой добавил: — Разумеется, под охраной.
От толпы отделился маленький смешной человечек и припал к ногам Эстер. Ее взгляд скользнул вниз, и она увидела темные, излучающие доброту глаза Омара и уродливую белую нашлепку на его разбитом носу.
Эстер тотчас протянула руку и помогла евнуху встать.
— Я так виновата перед тобой. Простишь ли ты меня?
Омар кивнул и обратился к принцу:
— Мои поздравления вашему высочеству. Михрима ожидает вас обоих в гостевом покое, прежде чем вы отправитесь в супружескую спальню. Она очень просит навестить ее.
— Моя мать никогда в жизни еще никого не просила, она умеет только приказывать, — поправил евнуха Халид. — А те, кто из лести употребляют лживые слова, лишаются языка.
Смешок, раздавшийся из-под чадры, заставил Халида обратить внимание на жену.
— Что тебя так рассмешило?
— Ты.
— Смеяться женщине над мужем запрещено нашими законами.
— Я смеюсь не над тобой, а над тем, что меня ожидает. Ты лжешь направо и налево, и когда ты, в наказание, лишишься языка, как же мы будем целоваться? И как ты будешь отдавать мне приказы?
Наблюдая за их словесным поединком, Омар преисполнился надежды, что его сундучок, где он хранил свои накопленные богатства, все-таки в скором времени изрядно потяжелеет.
Халид не слишком торопился представить матери свою жену, но ритуал этого требовал. Сопровождаемые евнухом, они приблизились к покоям Михримы.
— Через полчаса ты прервешь нашу беседу и скажешь, что твоя госпожа хочет принять ванну и перекусить в своей спальне.
Омар как попугай повторил распоряжения Халида и позвонил в колокольчик у двери Михримы.
Михрима восседала на пышном троне из подушек. Сказать, что выглядела она величественно, — значит, ничего не сказать. Никакие слова не годились для описания этой бесподобной властной женщины.
Ей было уже за сорок, но кто считал ее годы, а тем более посмел бы объявить ее возраст во всеуслышание! Легкая седина в темно-каштановых волосах лишь украшала ее. Внешностью своей она очень напоминала сына — вернее, он ее, — но Халид был воплощением мужского начала в человеческой природе, а она — женского.
«И она отзывалась о своем сыне с таким презрением!» — вспомнила Эстер, и неприязнь к этой женщине сразу же начала тлеть в ее душе.
— Мать, представляю тебе свою жену.
— Она говорит на нашем языке?
— Говорит, — вместо Халида ответила Эстер. Без улыбки и без обязательных в таком случае поздравлений Михрима покинула свой мягкий трон, обошла вокруг стола и попыталась сдернуть чадру с личика Эстер. Но англичанка оказалась проворнее пожилой турецкой дамы. Она перехватила ее руку на полпути.
— Ты не смеешь касаться меня без позволения моего супруга, — прошипела Эстер.
Удивленная Михрима как-то сразу обмякла. Впервые за прожитые ею годы какая-то женщина посмела ей возразить.
«Только мой неразумный сын мог взять себе в жены такую дикарку! Понимает ли она, в какую семью попала и какое положение в империи занимает Халид? — такими вопросами задавалась Михрима. — И еще знает ли наглая англичанка, кто перед ней?»
Михрима, будучи сестрой ныне правящего султана, обладала огромной властью. Одно ее слово, и маленькая нахалка исчезнет. Халид же, может быть, по неразумению своему, даже обрадовался, что железная воля его матери столкнулась с железным сопротивлением его юной супруги. Хитрая Эстер, несмотря на некоторые разногласия между нею и мужем, тут же сыграла роль любящей, нежной и робкой женушки.
Халид преисполнился надежд. Ведь кто-то в нормальной семье должен встать на его сторону. Если не его жена, то кто?
— Прости мою оплошность, — процедила сквозь зубы Михрима. — Мне так не терпелось рассмотреть мою новую дочь.
— Я дочь своей матери, а она живет в Англии. — Эстер повернулась к Халиду: — Могу ли я снять чадру?
Удивленный безмерно затеянной Эстер игрой, Халид решил, однако, принять в ней участие. Уже то, что Михрима заткнулась и перестала источать яд, было большим достижением.
