Дальше они в молчании пошли по наклонной дорожке из гравия, которая вела от серо-зеленой реки к их королю.
Глава шестнадцатая
6 апреля 1522 года
Замок Гевер
Очередной приступ острой боли в животе скрутил Марию, резко отдался во всем позвоночнике. Она сжала пальцы и нахмурила лоб. Боль прошла так же внезапно, как и возникла.
Анна склонила свою гладко зачесанную голову к сестре, но не дотронулась до нее.
— Мария, пришло время? Позвать матушку или Симонетту?
Мария медленно покачала головой, распущенные светлые волосы рассыпались по спине и плечам.
— Уверена, что это пока еще ложные схватки. Я не хочу, чтобы меня снова укладывали в постель и понапрасну звали повитуху. Так глупо тогда вышло! Но теперь я чувствую, что дитя опустилось ниже. Так что, наверное, уже скоро. — Крошечные капельки слез трепетали на густых ресницах, но не скатывались с них. — Ах, как я была бы рада, Анна, если бы закончилось это невыносимое ожидание.
— Это я могу понять, Мария. Если бы я занимала такое восхитительное положение, мне тоже не терпелось бы вернуться ко двору. А здесь никого и ничего — ни танцев, ни пиров, ни chevaliers charmants[92], которыми можно помыкать развлечения ради!
— Я вовсе не говорила, будто мне не терпится уехать из Гевера, Анна. Неужто тебя все эти годы, проведенные при дворе Франциска, не тянуло домой?
— Поначалу, наверное, тянуло — когда я была совсем маленькой.
— Но тебе и сейчас всего четырнадцать!
— Уже почти пятнадцать, сестра, — вполне достаточно, чтобы стремиться к увеселениям Амбуаза и Шамбора[93]. По счастью, нынешняя ссылка в сельскую глушь не продлится долго: отец обещал, что меня возьмут к английскому двору, я буду служить королеве. Во Франции говорят, Мария, что она очень скучная, вечно хандрит, а под своими давно вышедшими из моды платьями носит власяницу. Она и вправду вторая Клод?
— Она не пользуется любовью своего господина, Анна, и в этом они с французской королевой схожи. Только для нее это, вероятно, более трагично, ведь когда-то она была любима; должно быть, ее мучат воспоминания и чувство утраты. Говорят, король выбрал ее в жены, выполняя последнюю волю своего отца. Сомневаюсь, чтобы король Франциск хоть капельку любил несчастную Клод. Да, и еще ведь дети. У Ее величества было шесть мертворожденных младенцев, и человек, которого она обожает, отвернулся от нее. — Мария прикрыла руками свой огромный живот, словно защищая младенца.
— Извини, что заставила тебя рассказывать о мертворожденных младенцах, Мария. Я не хотела тебя огорчить. — Анна давно уже отложила в траву пяльцы с вышиванием, и сейчас, за беседой, похрустывала последними осенними орехами. — А если откровенно, Мария, каково все это? Я уже достаточно взрослая, чтобы знать такие вещи.
— Каково носить ребенка?
— Да нет же, курочка глупенькая! Каково принадлежать цезарю, делить с ним ложе, видеть, что все стараются тебе угодить? Ну, и родить ему дитя, конечно.
— Этот младенец — дитя господина моего Вилла Кэрри, Анна. Я уж тебе не раз говорила.
— А отец говорит, что, возможно, это дитя короля и нам надо помалкивать в разговорах с посторонними — пусть себе гадают.
— Не отцу приходится рожать этого младенца, а я не желаю, чтобы Вилл услышал от тебя такие речи. Будь добра, Анна, постарайся это понять.
— Да нет, Мария, я все понимаю, правда! Неудивительно, что добиться твоей любви стремились и Франциск, и Его величество. Даже в нынешнем положении… ну, когда ты тяжела и талия у тебя так раздалась, ты все равно прекрасна, сестра. Ах, как жаль, что я, в отличие от тебя, не унаследовала красоту Говардов! — Она откинулась стройным гибким телом на спинку скамьи и закинула руки за голову. — Вот тогда, клянусь, у меня всякую неделю был бы новый кавалер.
— Анна, как бессердечно ты рассуждаешь! Ты сделалась настоящей кокеткой. Слишком долго пробыла в обществе Франсуазы дю Фуа.
— По крайней мере, я вернулась из Франции девицей, Мария. Король Франциск, правда, уже начал посылать мне страстные взгляды своих черных глаз, да тут меня отец забрал на родину. — Она хихикнула. — А кроме того, — добавила Анна, заметив, как при этом укоре на лице старшей сестры вспыхнула обида, — Франсуаза дю Фуа совсем вышла у короля из фавора, тому уж шесть месяцев. Теперь для короля свет очей — Анна д’Эйи[94]. Она похожа на тебя — светловолосая, голубоглазая, и была совсем невинной, когда du Roi ее приметил.
— А ты изменилась, Анна, стала гораздо старше своих лет. Скоро тебе уж надо будет думать о муже и детях.
— Надеюсь, не сейчас. Какой-нибудь совершенно правильный брак, устроенный отцом, — это же тоска смертная, а если я никогда не рожу дитя, то переживать не стану. — Ее руки почти бессознательно потянулись к плоскому животу. — Ни за что и никогда не стану такой, как Клод или даже как наша мать: нарожаешь наследников — и больше ты не нужна. Неужели ты, Мария, не станешь умирать от тоски, если тебя вновь не призовут ко двору — после всего этого?
— У Вилла теперь есть кое-какие поместья и большая усадьба, которую я еще не видела. Вообще-то отец утверждает, что меня призовут обратно. Муж мой служит королю, и жить мы должны при дворе.
— Вот ты, Мария, рассуждаешь, как юная девица. Отец говорит, что он лишь надеется на твое возвращение ко двору. А уж дворянина свиты, я уверена, можно и сменить. Но мне бы так хотелось, чтобы мы все жили при дворе, особенно вместе с Джорджем. Джорджа необходимо утешать и развлекать. Он всегда любил Марго Вайатт, а теперь ему приходится жениться на этой трещотке Джейн Рочфорд. Лучше пусть отец и не пытается устроить подобный брак для меня, хотя, если это сулит жизнь при дворе, я, пожалуй, подумаю.
Мария слегка передвинула свое грузное тело и почувствовала, как дитя сильно бьет ножкой; несколько последних месяцев это случалось часто. Малыш в ее утробе брыкался и лягался так сильно, что даже Вилл мог это видеть. Поначалу она пугалась того, что ее телом стал управлять кто-то другой, но позднее это стало ей необыкновенно нравиться. Теперь же ее сердце наполнялось предчувствием предстоящих часов боли и мучений. А Вилла до сих пор удерживают при дворе. Уж ему-то надлежало бы оказаться здесь, когда родится наследник рода Кэри!
— Что ты сказала, Анна? Посмотри, он шевелится.
— Вижу. Да, я просила, чтобы ты рассказала мне о короле все-все, как ты сама его видишь. Не сомневаюсь, это куда интереснее скучных поучений отца.
