Добрый поселянин Гулли Имел пять сынов, Пал на Фюри Удалец Асмунд, Скончался Ассур, На Востоке в Греках Был в Хольме Убит Хальфдан, Кари — в Дунди И умер Буи[88]
Надпись из Хегбю, первая половина XI века. Более четверти тысячелетия корабельные дружины викингов наводили ужас на добрую половину Европы. Для постоянно подвергавшихся их разрушительным набегам территорий, казалось, наступали времена в точности подобные тем, что пережил античный мир, гибнущий под натиском полчищ воинственных варваров… И, тем не менее, оказалось справедливым утверждение, что в истории трагедии чаще всего повторяются как фарс, пусть даже обставленный необычайно эффектно. Ибо размах «движения викингов» и сила воинственного энтузиазма его участников оказались несоизмеримы со скромностью достигнутых результатов.
Викинги не сумели сокрушить ни одно из подвергавшихся их нападениям государств. Случаи, когда норманнам удавалось закрепиться на более или менее значительных территориях, вовсе не походили на то, что совершили венгры, отвоевавшие тогда же себе новую родину в Центральной Европе. Ни единого прочного государственного образования с определяющим скандинавским элементом на захваченных землях так и не возникло. Скандинавские колонисты в Англии и на севере Франции, на удивление, скоро утратили почти все свои этно-культурные признаки и особенности политической организации: их конунги и ярлы превратились в обычных феодальных сеньоров — герцогов, графов, баронов…
В общем, если отбросить в сторону масштабы учиненных викингами грабежей и разрушений, феодально-христианская цивилизация как более высокая ступень общественного развития по сравнению с миром варварства, оказалась «не по зубам» его североевропейскому реликту[89].
Впрочем, по мере того, как в Скандинавии набирают силу процессы становления раннефеодальных государств, викинги становятся таким же реликтом варварства и у родных берегов. Борясь с вольными пиратскими дружинами, по самой своей природе представлявшими отрицание централизованной власти, несколько поколений северных конунгов то лишают их пристанища, то нещадно истребляют мечом, то стремятся поставить под контроль, привлекая к организуемым самолично широкомасштабным предприятиям, сочетавшим пиратские и завоевательные цели. Умело и непрестанно наносимые удары оказались для «движения викингов» смертельными, и оно ушло в небытие, оставляя в наследство своим могильщикам лучшие кадры — идеальный материал для пополнения военно-служилого сословия.
На «Восточном Пути», где масштаб военно-грабительской экспансии ограничивался сравнительно небольшой протяженностью береговой полосы на Балтике по сравнению с атлантической, удаленностью от моря и труднодоступностью внутренних областей, а также меньшей, нежели на Западе, плотностью населения, викинги отдавали предпочтение освоению местных речных коммуникаций.
Не исключено, что личный опыт государственного устроения, приобретенный Рериком Ютландским при управлении значительными территориями во Фрисландии и на юге Дании, мог оказаться решающим мотивом неожиданной трансформации приведенной им на службу славянской племенной верхушке пиратской вольницы из яростного противника формирующейся раннефеодальной государственности у себя на родине в едва ли не ведущую силу процесса того же порядка, развивавшегося у восточных славян. Разумеется, ни о каком «покорении», «завоевании» викингами восточнославянских земель (хотя отдельные элементы этого прослеживаются) речи быть не может. Тем не менее, период истории Древней Руси от вокняжения Рерика-Рюрика до середины X века нередко определяется именно как «норманнский». И не без оснований… Князья-варяги в Новгороде и Киеве. Организация военных предприятий, сходство которых с наиболее масштабными акциями викингов на Западе несомненно. Высокая (и к тому же массовая) активность «варягов из заморья» в дипломатической, военной, управленческой, торговой сферах, отмеченная сообщениями письменных источников, а также норманнскими заимствованиями в древнерусской лексике[90] и восточнославянскими — в скандинавской[91]. Наконец, оформление рода Рюрика в правящую династию, пресекшуюся лишь в 1598 году со смертью царя Федора Иоанновича… Таковы факты, которые невозможно опровергнуть никакими «антинорманистскими» ухищрениями.
