Катерина горестно нахмурилась:
— Пусть как хочет, так и живет… Я тоже устала, Шура…
Через год пьяный Климов, возвращаясь поздно вечером домой из ресторана, где все еще работал, упал в котлован, вырытый для строительства нового дома. Как уж Шура забрел на стройку, осталось неизвестным… Пьяного ноги ведут. Утром его нашли уже холодного…
Катерина порыдала над гробом мужа, покричала и продолжала работать все в том же ресторане, где ее давно знали. Только волосы перестала красить да стала носить темный вдовий платок.
А Лизавета прекрасно вела свои талантливо организованные подпольные курсы, обучая девчонок обчищать карманы новых русских. Ее способным ученицам вроде Лады сопутствовал успех.
— Я не очень тебя понимаю… — осторожно как-то сказала ей Алиса, которая была в курсе дела, но предпочитала не вмешиваться.
Самая лучшая политика — политика невмешательства.
— Всем хочется пожить лучше, — лаконично отозвалась сестра. — У меня есть свои неплохо продуманные планы, а я терпеть не могу, когда они срываются.
— Но ты очень рискуешь… Не боишься?
— Мы все рискуем каждый день, выходя на улицу, — хмыкнула Лизонька. — И я рискую не больше, чем ты, выходя замуж за этого непромытого. Видела я его тут недавно по «ящику»… Дебил-дебилом, но костюмчик сидит.
— Почему это я рискую? — обиженно вскинула голову Алиса.
— На баб падок, — коротко бросила Лиза и усмехнулась. — Эмоциональный чересчур. Прямо до болезненности. Информацию имею. Но она секретная. Не про тебя.
— В России без секретности даже котята не родятся! Обсмеешься! — злобно бросила Алиса.
Она знала, что приставать к сестре, если та не хочет ничего рассказывать, совершенно бесполезно. И вообще Миша уже купил дом в Лондоне и собирался перевозить туда семью…
Думать о чем-нибудь плохом не хотелось. Кроме того, на манер многих женщин, переживших бури страстей, она теперь искренне стремилась к добродетели. И видела ее для себя в своем собственном доме.
Алиса съездила в Казань попрощаться с родными.
— Зачем куда-то ехать, если и здесь плохо? — философски заметил отец..
— Лисонька… — заплакала мать и тотчас перестала. — Я так рада за тебя, дочка… Хоть ты поживешь в достатке…
— Достаток, достаток… — проворчал отец. — Достал меня этот достаток… Чем твоему мужу, этому огрызку, плох родной страна? За свои годы твой обмылок так ничему и не научился! Только и умеет отличать правый рука от левой.
— Миша космополит, — объяснила Алиса.
— Он… чего? — растерялся отец от незнакомого слова. — Космонавт, что ли? А ты же говорила: нефть…
— Это значит — весь мир принадлежит ему, — дала Алиса вольное толкование слова.
— Этот ушлепок купил весь мир?! — поразился отец. — Как это вышло-то?.. Ничего не понимаю…
Мать украдкой пожаловалась Алисе, что отец стал слишком религиозным.
— Как это — слишком? — удивилась та. — Слишком религии не бывает…
— Да он без конца в мечети! Намаз пять раз в день! — не выдержав, закричала мать. — Советуется только с муллой! Чуть что — и сразу к нему! А я одна!
— Это эгоизм, мама… Так нельзя… — прошептала Алиса и замолчала.
Не ей бы рассуждать об эгоизме… Но сейчас, когда она была так счастлива, хотелось быть великодушной, тем более по отношению к отцу. Пусть себе молится и живет как хочет…
Прибежала Люба и бросилась целовать сестру.
— Лиска, я так давно тебя не видела!
— А теперь не увидишь еще дольше! — мрачно пообещал отец. — Зачем ей мы, когда у нее есть весь мир?! Она теперь уверена, что часы за двести баксов показывают другое время, чем будильник за сто рублей! Или юбка за шесть тысяч сделана не из такой же тряпки, что мать купила себе за триста!
Люба захохотала и махнула рукой.
— Ты звони! И пиши, ладно? Может, и я к тебе как-нибудь соберусь…
Мать горько вздохнула:
— Ей замуж давно пора… Приискала бы ты ей, Лисонька, кого-нибудь из мужниных приятелей…
Отец побагровел от гнева.
— Любе эти хмыри не нужны!
— А кто же ей нужен? — хмыкнула Алиса.
— Ей настоящий человек нужен, живой, простой! — закричал отец.
— А мой, значит, не настоящий?
Назревал очередной скандал.
— Да хватит, успокойтесь вы! — Люба обняла отца. — Никуда я не поеду, что ты! Это я так ляпнула… Мне и тут хорошо… Наша Казань — это песня!
— Правильно… — пробормотал отец, остывая. — У нас тут такая красота… Даже огрызок все восхищался без конца… И тут всегда можно подыскать себе нормальный муж, но ни у кого не получится найти другой родина… Только вот внуков бы мне увидеть…
— Привезу… — буркнула Алиса.
Вечером она пожаловалась сестре:
— Я как будто стала сама себе чужая… Точно но двум дорогам сразу иду…
Люба ее не поняла.
— Это вообще… — простонала она. — Всем бы такую дорогу, как у тебя, Лиска! Песня! Ты что, ошалела?!
Но привезти Тёму в Россию Михаил ей не позволил. Он словно чего-то стал бояться, опасаться, ходил настороженный и напряженный, требовал, чтобы они с Алисой ездили только в разных машинах…
— Да это еще почему? — удивилась Алиса.
Чтобы в случае чего Тёмочка не остался круглым сиротой, — нехотя объяснил Михаил.
Алиса ахнула:
— Миша, ты боишься, что тебя убьют?! Я даже не подозревала…
Муж застенчиво улыбнулся.
Как-то Михаил прочитал в газете о тех, у кого часто болит голова. Он нашел свой собственный портрет. Кто бы мог подумать… Оказывается, мигренщикам свойственны повышенные эмоциональность и уязвимость. Они склонны всегда делать все не просто хорошо, а самым иаилучшим образом. Во всяком случае, неизменно стремятся к этому. Так называемые перфекционисты, они добросовестны и обязательны. Но у них всегда высокие амбиции и болезненная восприимчивость к критике. Плюс потребность в постоянном признании и одобрении. Они, увы, нередко затрудняются в ситуациях, требующих выбора. Люди, которым присущи такие качества, менее всего способны защитить себя от чрезмерных требований окружающих и обременительных задач. И от чувства вины за то, что не всегда могут справиться с ними. А в итоге возникает разлад с самим собой.
Михаил призадумался. В самую точку… Милое дело…
Если бы в соседней аптеке проводили конкурс на звание самого постоянного покупателя, Каховский бы точно стал победителем.
— Не будем говорить о здоровье, — часто отвечал он на вопросы о самочувствии. — Как можно говорить о том, чего нет?
