Рака бросил на противников все свое умение бойца и атлета, всю измученную годами гордость и презрение к подлецам, негодяям и мерзавцам.
Это была вспышка бенгальского огня, львиный рык и праведный гнев божества.
Первым на Раку бросился, как озверевший бык, Кирки, «не знающий, что такое жалость». Но от мощного удара в адамово яблоко, который ему нанес ногой Рака, он, глотнув порцию дыма, рухнул.
В следующее мгновение Ранджит получил удар железного прута по ребрам.
Гита, тоже выскочив из укрытия, разносила в пух и прах озверевших бродяг.
— Сестра! — закричала Зита, привязанная к каменному столбу.
— Гита? Ты? — удивился Чино и быстро перерезал кинжалом веревку.
— Господин Рави, это вы? — великолепный барабанщик освободил доктора.
Его глаза сияли. Он герой. Он освободитель.
— Чино, будь другом, останься здесь с Зитой.
— С Зитой? — озадаченно переспросил мальчик.
— Да. А я пойду на помощь Гите и Раке! — и он медленно и осторожно направился к «театру военных действий». По пути он встретил знакомого доходягу.
— А, дружище! Постой! Таблетки принял?
— Да, доктор, две достались!
— Получи третью! — и Рави «врезал» ему правым боковым в челюсть.
Дым, чад и пыль веков стояли в воздухе. Пламя на ступах вспыхивало как зловещие языки демонов. Лишь статуя Шивы безмолвно взирала на суету этого грешного мира.
Ранджит, увидев «освободившегося» Рави, закричал:
— Сейчас ты у меня получишь, — и он замахнулся на него железным прутом.
Но Гита ловко и сильно стукнула по его руке бамбуковым посохом. Рука Ранджита повисла, как плеть.
— Не спеши! Ха-ха-ха! Не спеши раньше времени! Я не дерусь с безоружными, — и она бросила ему железный прут.
— Бери! И теперь можешь доказывать, что ты — тигр. Ну что же ты молчишь, родственничек? У-у!.. — воскликнула она, приближаясь к Ранджиту, как легендарная правительница Ахмаднагара Чанд Биби.
— Ты не Акбар и не Ранджит Сингх, ты шакал, подлый человек и мерзавец! — внушительно и властно сказала она.
Армия Ранджита вдруг опешила на несколько мгновений, послышался ропот, и некоторые из мелких жуликов стали тесниться к выходу.
Рави, несмотря на все ушибы и царапины, любовался Гитой. Ему казалось, что перед ним действительно Чанд Биби — прекрасная дочь Индии.
Рака стоял наготове, поглядывал на шевелящегося Кирки.
Ранджиту ничего не оставалось, как принять вызов девушки.
Он взмахнул прутом, но Гита легко отразила его удар бамбуковой палкой, легким прыжком ушла в сторону и молниеносно нанесла противнику удар посохом поперек лба.
Раздался оглушительный вой: это Кирки, подняв огромный камень, как боевой слон, шел на Раку. Набрав скорость, он швырнул камень на манер гомеровского циклопа в том направлении, где стоял артист, но тот отскочил в сторону, и камень рухнул в тлеющие угли недавнего свадебного огня, как гром, потрясая своды храма.
Собрав все силы, Рака нанес уголовнику мощнейший «хуг» правой в живот. Кирки упал, скорчившись. Его стошнило. Содержимое его желудка своим запахом внесло немалую лепту в общий смрад от жженой резины, смолы и тряпок…
— Шакал! — дразнила, то наступая, то отступая, Гита.
Издалека донесся слабый звук сирены.
— Полиция! — воскликнул «отшельник».
По мере приближения звук сирены нарастал. Было ясно, что едет несколько полицейских машин. Вся армия Ранджита, почуяв опасность, стала двигаться к выходу.
Буквально через минуту в пещерный храм ворвался отряд полицейских.
Высокий офицер в форменной фуражке властно пробасил:
— Что здесь за богослужение? И какие жертвоприношения? Где главный «жрец» этого храма?
Эти фразы, отчеканенные с иронией среди мертвой тишины, произвели внушительное впечатление на присутствующих.
К офицеру подошел Гупта.
— По-моему, господин офицер, вон тот! — указал он на испуганного Ранджита.
— Подойдите, милейший, ко мне, — приказал офицер, качнув дубинкой.
Ранджит повиновался.
— Взять его! — резко скомандовал офицер.
Двое полицейских подошли к Ранджиту. Замки наручников жалобно щелкнули.
— Это не жрец, а жених! — бросила, усмехнувшись, Гита.
— Жених? — удивился офицер и, помолчав, добавил: — Тогда наденьте ему, браслеты.
— А это что за лысый боров? — громко спросил полицейский. — A-а!.. старый знакомый! Любезный Кирки, вы сами подойдете ко мне или вам помочь?
— Я сам подойду, — промычал боров и, поднявшись, подошел к офицеру.
— Придется взять и тебя на отдых!
Зита подошла к Гите.
— О? Сестры-беглянки, прелестные близнецы! Вы живы и здоровы? Прекрасно! — весело проговорил офицер.
Гупта изумился, увидев здесь Рави. Он быстро подошел к другу.
— И ты здесь, Рави, дорогой, а я тебя ждал в полиции. Теперь понятно, почему ты не звонил.
Друзья крепко обнялись.
Рака, Гупта и Рави, Зита и Гита и вездесущий Чино, усталые, измученные, избитые, но счастливые вышли из пещеры.
Красный шар солнца медленно поднимался из-за кромки гор.
Полицейские со знанием дела быстро погрузили в фургон разношерстную толпу «ранджитовских героев» и ждали приказа начальства.
Гупта, Зита, Гита и Чино уселись в роскошный «Форд», и Рави, как ему велел офицер, неспеша направил автомобиль в сторону окружного полицейского участка.
— Всем вам, мои дорогие дамы и господа, и вам, прелестный отрок, необходимо написать в полиции объяснения, — сказал Гупта, посмотрев на измученные и возбужденные лица своих друзей.
В душе у Гиты, как, вероятно, и у всех сидевших с ней соратников, родных и друзей, разрасталось одно-единственное, ясное, четко вызревшее чувство сознания того, что правда, как горная река, пробиваясь через бесконечные препятствия горных ущелий и скал, наконец-то обретает свободный выход к морю, морю торжества справедливости и истины; сознания священной законности возмездия и той беспощадности, с которой в свой срок зло карается. Это чувство есть не что иное, как жажда Бога, вера в него.
И в эти минуты, минуты торжества добра над злом, торжества промысла Божьего, сердца их были переполнены сладким трепетом, переходящим в бурный восторг, несколько злорадный, но который на самом деле является мощным всплеском любви человека к Богу и ближним своим, страдающим от несправедливости, зла, невежества и насилия…
Сестры-близнецы, наконец-то сведенные вместе промыслом судьбы, никак не могли успокоиться после всех событий, которые обрушились на них.
