Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
Война прерывает многие нити, связывавшие людей, но две из них были вновь соединены, когда мы прибыли в Ки-Уэст. Человеком, которого я должен был сменить в качестве командира, был Роджер Пейн, мой давний товарищ еще по «Уаху», который теперь уходил, чтобы стать экспертом по ведению атомной войны. А Джек Григгс, также с «Уаху», был теперь моим инженером-механиком.
«Кубера» была под моим командованием примерно год. За это время мы удочерили еще одного ребенка, Салли, и на наших глазах другие наши друзья обзаводились детьми, которых так долго жаждали. Режим работы на базе подводных лодок был идеальным, работа, которую мы выполняли, – интересной, а «Кубера» – прекрасным кораблем. Я немного беспокоился по поводу того, что мне казалось признаком того, что военно-морской флот скатывается к одной из своих прежних ошибок мирного времени – к растущей сверхосторожности, к возвращению к некоторым из отвергнутых будничных распорядков и к бюрократизму, без которых нам было бы лучше, – но полагаю, что такое происходит со всеми ветеранами войны, когда они привыкают к мирным будням. Я был доволен жизнью и своей карьерой на флоте, но, когда однажды вечером «Кубера» встала в док, у меня в груди появилась странная боль, отдававшаяся в руки и в шею. Она была не сильной, но необычной и очень неприятной.
Женщина, которая помогла нам взять приемных детей, была в тот день в Ки-Уэст, и мы устраивали банкет на лужайке для нее и для четырех семей подводников, которые также усыновили или удочерили детей. На эту вечеринку ждали и меня, но я сначала пошел в медпункт. Молодой врач осмотрел меня, нашел сердечный приступ и посоветовал лечь в больницу.
Однако я отнесся к этому довольно легкомысленно, и я решил, что он излишне дотошен в отношении меня. Вместо этого я пошел на банкет на лужайке, и через некоторое время боль исчезла. Она вернулась в ту же ночь, и на сей раз настолько ощутимой, чтобы заставить меня на следующий день отправиться в больницу. Врач простукал меня, послушал и сказал, что не похоже на то, что у меня сердечный приступ в моем возрасте – мне было тогда тридцать пять, – но не мешает проверить. Человек, который обслуживает электрокардиограф, сейчас в отпуске, сказал он, но вернется через десять дней, и тогда, по его словам, мне не помешает снова прийти к нему на прием. Я вернулся к повседневным делам – всю неделю управлял «Куберой», по выходным играл центровым в команде по софтболу (разновидность бейсбола) и почти забыл о своей боли. Но однажды вспомнил и прогулялся до больницы, чтобы провериться.
Что-то было не так с первой кардиограммой, и они сделали еще одну. Та оказалась еще хуже. Когда врач взглянул на нее, он выглядел обеспокоенным, и впервые я внутренне похолодел от внезапной слабости. Но после третьей пробы оператор вернулся с проявленной пленкой, и на его лице сияла улыбка.
– Эта получилась отлично! – сказал врач. – Она отпечаталась великолепно!
Я улыбнулся ему:
– Слава богу, а то я уже беспокоился.
Он с любопытством взглянул на меня из-за оттиска:
– Ну, похоже на то, что у вас и в самом деле был сердечный приступ. Но сейчас оттиск получился прекрасный.
Врач схватил кардиограмму, посмотрел на нее и сказал, что у меня и в самом деле серьезные проблемы с сердцем. Он прописал мне строгий постельный режим, предупредил, что любое волнение или любая активность могут стать для меня роковыми, предостерег, чтобы я не проявлял беспокойства, и ушел. К утру я дрожал как осиновый лист.
Я провел на больничной койке две или три недели, постепенно обретая чувство перспективы, и наконец спросил врача, когда был самый опасный период. Он сказал, что это было сразу же после приступа. Вспомнив, что у меня был необыкновенно удачный день в роли центрового всего через несколько дней после приступа, я почувствовал настоятельную необходимость задать второй вопрос:
– Кто самый лучший кардиолог в мире?
– Доктор Пол Дадли Уайт, – сразу же сказал он. – В Бостоне.
– Тогда мне нужен отпуск по болезни, – сказал я.
Отпуск мне дали, и я отправил доктору Уайту заказное письмо авиапочтой, в котором сообщал, что еду к нему, и отбыл, прежде чем он успел ответить. Я добирался до Бостона самолетами ВМФ различных рейсов, сделав остановку в Нью-Лондоне, чтобы повидать Честера Нимица-младшего и его жену Джоан. Я подумал, что, может быть, в последний раз увижу их.
Я проковылял в их гостиную, Честер схватил меня за руку, энергично пожал ее и объявил, что мы все идем купаться в честь моего прибытия. Я сказал ему, что не могу. Он порылся в ящике комода и достал для меня плавки.
– Ну, давай, – сказал он, – надень их.
Я надел, полный дурных предчувствий, и робко спустился к воде посмотреть, как плавают Честер и Джоан.
– Давай, давай, не бойся! – крикнул он.
– Честер, у меня только что был сердечный приступ. Боюсь, что, если пойду, это меня убьет.
Он фыркнул.
– Ну, ради бога, прыгай, и узнаешь.
Наверное, это было началом моего выздоровления. Я прыгнул в воду, и, так как это меня не убило, я стал думать, что, возможно, в конце концов поправлюсь.
Доктор Уайт сделал больше, чтобы убедить меня. Он заставил меня подниматься с ним по лестнице и проходить целый лестничный марш, предприятие, которое при моем образе мыслей было сродни покорению горы Эверест, а он заверил меня, что, если бы у меня был приступ не легкой формы, я, скорее всего, умер бы прежде, чем добрался до Бостона.
Я стал расспрашивать доктора, что мне можно делать. Играть в гольф? Да. В теннис? Конечно. В гандбол? Определенно. Кататься на лыжах? Прекрасно, очень полезно. Я стал называть каждый вид спорта, который мне приходил в голову. Когда я дошел до футбола, он взял меня за руку.
– В вашем возрасте, – сказал он, – вам следует уйти с поля примерно к концу третьей четверти матча.
Я полагаю, что это было своего рода лечение психологическим шоком, и оно оказалось для меня чудодейственным. Это было как отмена жалкого существования. Я не отношусь к типу людей спокойных, склонных к размышлениям и уже был уверен в Ки-Уэст, что меня, судя по всему, ожидает совершенно лишенный активности образ жизни.
Доктор Уайт написал письмо с заключением состоянии моего здоровья, и с ним я отправился назад в Ки-Уэст и провел пару месяцев в отпуске по болезни, ежедневно плавая в бассейне офицерского клуба, в то время как более молодые военные врачи из состава ВМФ стояли у края и держали друг с другом пари по поводу того, как скоро я всплыву на поверхность брюхом вверх. Затем я подплыл к подъемной доске. Они спросили меня, не хотел бы я вылезти, и я сказал: хотел бы. Имея на счету сердечный приступ, я был убежден, что мои возможности продвижения на флоте будут значительно ограничены.
В то время как «Флэшер» была в Филадельфии, я случайно встретил старого товарища по Военно-морской академии, который должен был предстать перед военным трибуналом из-за несчастного случая, к которому был причастен его корабль. Мы весьма основательно обсудили юридические аспекты процесса, и, когда впоследствии я узнал, что он завершился принятием именно тех решений, которые я предугадал, – его судили, и он был осужден, но приговор был аннулирован генеральной прокуратурой, – я решил, что юриспруденция – интереснейшая область знания. Теперь, ожидая своего увольнения со службы, я вспомнил об этом случае и подумал, не слишком ли поздно для меня стать адвокатом. Тяжело планировать новую карьеру, начиная с самых азов, после того как ряд лет занимался чем-то еще.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 63
