— Когда нянчишь детей, к ним привязываешься. А я еще их отца нянчила. Он был смышленым, да… Он был мне как сын. Родная мать его так не любила. Он был толковый парень, умел зарабатывать хорошие деньги, такому, ясно, не на мельнице сидеть. И всегда заботился обо мне. Говорил, бывало, «Пока я жив, ты ни в чем не будешь нуждаться». А потом женился на этой цыганке. Подумать только, чтобы он, умный парень… и сотворил такое! Ну, а потом остался с двумя малышками на руках. Она была не создана, чтобы рожать детей. У одних это получается, у других — нет. И он сказал мне: «Нуну, приезжай». Я и приехала.
Я сказала:
— Думаю, вы и сами этого хотели.
Мари-Кристин довольно улыбалась. Я заметила, ей нравилось, какое направление приняла наша беседа. Она с гордостью поглядывала на меня, вероятно, потому, что Нуну нашла в моем лице сочувствующего слушателя.
— И вот, все осталось на мне, — продолжала та. — Они стали моими девочками. Марианна, та с малолетства была красавицей. Такая уж уродилась. Я себе говорила: «Хлебнем мы с ней лиха». Как чуть подросла, парни косяками стали за ней ходить. Если бы вы ее увидели, сами бы поняли, почему. Мадемуазель Кандис тоже неплоха, но Марианне и в подметки не годится. А потом, вот… такая смерть.
Она замолчала, и я увидела как слезы текут по ее щекам.
— И как это вы меня так разговорили? Не хотите ли стаканчик вина? — спросила она. — Мари-Кристин, ты знаешь, где я его держу. Налей мадемуазель стаканчик. Не знаю, тебе стоит ли давать. Разве что разбавить водой.
— Я не хочу разбавленного, Нуну. Я буду пить его так, как есть, — с достоинством сказала Мари-Кристин.
Она налила вина в стаканы и раздала нам, не забыв себя.
Нуну, торжественно подняв свой стакан, сказала:
— Добро пожаловать во Францию, мадемуазель!
— Благодарю вас.
— Надеюсь, вы еще зайдете к нам, — она вытерла платком глаза, в которых все еще стояли слезы. — Уж простите старуху, — продолжала она. — Со мной иногда бывает. Это так тяжко, терять тех, кто тебе дорог.
— Я знаю, — сказала я.
— И забываешь, что это только твое горе. Я ведь в ней души не чаяла. Такая была красавица. И чтобы вот так ее не стало. Иногда думаю, это выше моих сил.
— Я понимаю вас, — сказала я.
— А теперь расскажите мне о себе.
— Сейчас я гощу здесь, в Мезон Гриз.
— Мари-Кристин говорит, мсье Бушер был в большой дружбе с вашей мамой.
— Да, — вмешалась в разговор Мари-Кристин, — и когда ее мама умерла, мадемуазель Тримастон приехала к нам. Чтобы не оставаться там, где это случилось. Она еще не решила, что будет дальше делать.
— Надеюсь, у вас все будет хорошо, дорогая моя. Нравится вам это вино? У нас во Франции лучшие в мире вина.
Нуну явно жалела, что дала волю своим чувствам, и теперь старалась перевести разговор в более привычное русло. Мы еще немного поговорили о местных традициях и об отличиях французского образа жизни от английского. В разгар этой беседы вернулась Кандис.
Мы услышали, как она вошла, и Мари-Кристин встала со своего места.
— Тетя Кандис, тетя Кандис! Я здесь с Нуну. Я приехала с мадемуазель Тримастон.
Кандис вошла в комнату. Она была высока, стройна и довольно привлекательна. Отдаленно она напоминала виденный мною портрет ее сестры Марианны. Цвет ее волос и глаз был таким же, что и у девушки на портрете, но несколько приглушенным, глаза смотрели серьезно и, главное, совершенно отсутствовало выражение дерзкого вызова, делавшее столь неотразимой ее сестру. Она казалась бледной копией Марианны.
Будучи, как видно, очень сдержанной в проявлении чувств, она почти не выразила удивления по поводу приезда Мари-Кристин с неожиданным гостем.
Меня представили.
— Я слышала, что вы живете в Мезон Гриз. В деревне не бывает тайн, все на глазах. Вижу, Мари-Кристин взяла над вами шефство.
— Мы большие друзья, — объявила Мари-Кристин. — Я учу мадемуазель Тримастон французскому языку, а она меня — английскому.
— По-моему, вы это прекрасно придумали. Полагаю, вы познакомились с мсье Бушером еще в Лондоне?
— Да, он был другом моей мамы.
— Ее мама была знаменитая актриса, — пояснила Мари-Кристин.
— Я слышала об этом, — сказала Кандис. — Ну, как вам нравится Франция? Наверное, здесь многое по-другому.
— Да, пожалуй. Но как раз это и привлекает.
— И сам Мезон Гриз очень интересен, не правда ли?
— Исключительно.
— Вы уже успели побывать в Париже?
— Пока нет.
— Вы, конечно, съездите туда.
— Надеюсь, вскоре… Мы уже об этом говорили. Сделаем некоторые покупки… И еще, мне бы хотелось увидеть студию отца Мари-Кристин.
Ее лицо на мгновение как бы окаменело. У меня сразу же промелькнула догадка: «Она испытывает к нему сильное чувство и даже при одном упоминании о нем не может этого скрыть».
— Париж — очень интересный город, — сказала она.
— Я с нетерпением жду этой поездки.
— Вы собираетесь долго пробыть во Франции?
— Она еще долго поживет у нас, — ответила за меня Мари-Кристин. — Дедушка Робер говорит, она должна считать Мезон Гриз своим домом.
— Я еще окончательно не решила, — сказала я.
— Потому что ее мама, эта знаменитая актриса, умерла, — опять вставила Мари-Кристин.
— Простите, — сказала Кандис. — Смерть, это всегда ужасно.
Я подумала: всех в этом доме преследуют воспоминания о Марианне. Кандис переживает ее гибель не меньше, чем Нуну.
Кандис сказала уже совсем другим тоном:
— Этот дом в старину был мельницей. Я должна вам показать его, пока вы здесь. Но уже после дедушки он стал обычным жилым домом. Хотя кое-что от старых времен еще осталось.
— Я бы с удовольствием посмотрела.
— Тогда пойдемте прямо сейчас. Мы еще зайдем к тебе, Нуну.
Нуну кивнула, и мы вышли.
— Всю мою жизнь я живу здесь, — сказала Кандис. — К таким домам как-то особенно привыкаешь. Конечно, при мне мельница уже не работала.
Она провела меня по дому. Он был удобный и уютный, хотя маленький, но таким, вероятно, показался бы мне любой другой дом после Мезон Гриз.
— На верхнем этаже живет прислуга: муж и жена Грильон. На них вся работа по хозяйству. Жан ухаживает за садом, заботится о лошади и коляске и делает многое другое — он просто незаменимый работник. Луиза готовит и убирает в доме. Нас ведь только двое, поэтому больше слуг нам не нужно. Нуну раньше тоже много занималась хозяйством, но сейчас заметно стареет. Боюсь, ей не дают покоя мысли о прошлом. Надеюсь, она не слишком утомила вас своими воспоминаниями?
