Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
Вот как там звучит его воистину трепетное описание: цепочка хат с огоньками в окнах, плотина, два пруда, глядящие друг на друга, и всю ночь напролет соревнующиеся между собою лягушачьи хоры…
Вдали корчма глядит сверкающими глазами и гудит, и поет, и будоражит ночную тишину топотом ног, пением скрипок и уханьем контрабаса.
* * *
Недавно образованное Имперское Министерство здравоохранения призывало Коха в столицу нового могучего государства. Это означало, в первую очередь, что о нем не забывали профессора, которые слушали его выступление в польском Бреслау.
В Берлине же ему предлагалась весьма весомая должность экстраординарного сотрудника указанного министерства.
Та же карета, которая отвозила его в Бреслау, увезла его теперь и в Берлин, с той лишь весьма значительной разницей, что теперь рядом с ним сидели его супруга, фрау Эмма, и их маленькая дочь Гертруда.
Берлин разрастался у них на глазах. Все в этом городе строилось теперь с невероятным размахом, с примеркой к вечности. Такой же солидностью и такой же добротностью отличалась и предоставленная в распоряжение Коха довольно обширная лаборатория.
Да что говорить!
Это было просто великолепное, прекрасно оборудованное помещение. Там имелся хорошо подобранный штат сотрудников, а в качестве главных ассистентов к ней были прикомандированы два военных врача – двадцативосьмилетний Фридрих Леффлер (1852–1915) и тридцатилетний Георг Гафки (1850–1918).
Забегая несколько вперед, укажем, что первому из них вскоре удалось открыть возбудителя дифтерии, а второму – выделить и описать брюшнотифозную палочку, первопричину этого грозного заболевания.
Конечно, и в Берлине результаты не заставили себя долго ждать. Не прошло и двух полных лет, уже в марте 1882 года, на заседании Общества врачей в Берлине – экстраординарный сотрудник Министерства здравоохранения сообщает о своем открытии возбудителя туберкулеза, которая вскоре получила весьма емкое, общеизвестное теперь название – «палочка Коха».
Стоит ли говорить, что уже одно предыдущее открытие возбудителя сибирской язвы могло бы обессмертить имя Коха. А если к этому присовокупить еще и другие его заслуги, в том числе и вот это открытие туберкулезной палочки, – то всякое сомнение в данном плане отпадает.
Его имя и без того было бы навечно занесено в историю медицины, если бы даже он ничего уже после этого не сделал, поскольку его грандиозные открытия вооружили врачей, предоставив им возможность искать способы борьбы с такими страшными человеческими болезнями.
* * *
Однако Кох на этом не остановился. Получив прямо-таки мировую известность, он сразу же, по свежим следам, попытался найти и кардинальное лекарство против туберкулеза. Ему не терпелось дойти в своих намерениях до конца, добить болезнь в самом ее логове.
Кажется, он хотел пройти по уже выверенному пути, проложенному Эдвардом Дженнером и Луи Пастером.
Вновь открытое болезнетворное начало он хотел принудить к самоуничтожению. Лекарством против туберкулеза, по его мнению, должен был стать экстракт из ослабленных туберкулезных палочек, получивший название туберкулин.
Правда, много обещавший поначалу, препарат оказался впоследствии мало эффективным, поскольку все его возможности ограничились только диагностическими способностями, – в этом качестве он и применяется теперь на практике.
Однако исследовательская работа в указанном направлении продолжалась с неослабевающими усилиями. Ее вопросы освещались в последующем в специальном, основанном Кохом журнале, содержанием которого стали вопросы гигиены и инфекционных болезней (1886).
* * *
В своей берлинской лаборатории Роберт Кох работал и над другими проблемами, и так уж у него получилось, что новое грандиозное открытие составило как бы заключительное звено в его новой триаде, первые две части в которой составляли сибирская язва и туберкулез. Мы имеем в виду открытие возбудителя холеры.
В древности это заболевание считалось каким – то особым, совершенно непонятным, сопровождаемым якобы чрезмерным истечением желчи, и данное убеждение выражено в самом его названии: урке — на древнегреческом языке означает «желчь», а рёсо – теку. Предполагалось, будто такому поведению печени, в первую очередь, способствует жаркий климат, что выглядело на самом деле вроде бы очень правдоподобно: болезнь гнездилась в Индии, в ее самой горячей местности, в штате Бенгалия.
Именно оттуда она вырывалась на просторы многих азиатских государств.
Первым европейским городом, который поразила эпидемия холеры, стала наша Астрахань (1823). Эти эпидемии сразу же сделались весьма грозным бичом. Они мгновенно охватывали огромные территории и уносили массу человеческих жизней. Правительства, в том числе и российское, не зная истинной причины болезни, пытались всячески противодействовать бедствиям, устанавливали самые жесткие карантины на ее пути.
Народ же, тем более ни о чем не ведавший, не смирялся с этими исключительными мерами, устраивал «холерные бунты», в том числе – даже в самой русской столице (1831). Из русской истории, из писем поэта Александра Сергеевича Пушкина, нам доподлинно известно, что в усмирении этого бунта действенное участие принимал даже сам император Николай I.
А первыми жертвами всех этих народных возмущений, чуть ли не в первую очередь, – становились весьма беззащитные служители медицины, врачи.
* * *
Очередное открытие Коха оказалось как бы приуроченным к сорокалетию ученого, как раз к тому периоду, по мнению античных мудрецов, в котором человек совершает все самое главное, ради чего он появился на свете.
Это был уже 1883 год.
Холера, занесенная в Египет, угрожала оттуда чуть ли не всему миру, и правительства главных европейских стран, осознавая масштабы возникшей опасности, предпринимали самые решительные профилактические меры. Они отправляли в Египет специальные экспедиции, состоявшие, главным образом, из ученых. Основной целью всех отправляемых экспедиций было – оценить всю меру этой грозной опасности.
Когда дело коснулось Германии, выбор, естественно, пал на Роберта Коха. Он был назначен главой отправлявшейся туда общегерманской экспедиции. К указанному времени, надо сказать, ему удалось наработать уже очень солидный научный задел по изучению холеры.
Дело в том, что, применив специальные пластинки, покрытые желатиновой смесью, ученый сумел вырастить на них культуру микроорганизмов, которую он обнаружил в кишечнике скончавшегося от холеры индуса (материал для исследования был прислан непосредственно из Индии).
Естественно, это была только предпосылка к грандиозному открытию, еще только часть провозглашенной ученым триады, при помощи которой определялся истинный возбудитель болезни. Однако выделенные микроорганизмы успели уже получить от своего первооткрывателя название «вибрион» (от латинского глагола vibro – извиваюсь), так как он действительно отличался этим свойством, его так и тянуло усиленно извиваться, держаться в некоем состоянии, напоминающим нашу обыкновенную запятую.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 70
