– Какова была ваша первая мысль, когда вы убедились, что это правда? – последовал другой вопрос, и Женевьева Рэндалл откинула с лица прядь волос, чтобы дать камере лучше запечатлеть ее «заинтересованное» выражение.
– Я сильно испугалась. Но я долго не верила; только когда все физические признаки беременности были уже налицо, я впервые задумалась о такой возможности.
– Почему вы ничего не рассказали о нем сразу после спасения? Прошло не меньше недели, прежде чем вы заикнулись о нем прессе.
«Пресса». Лиллиан поморщилась от одного звука этого слова. С чего это «пресса» решила, что имеет право знать все подробности ее жизни? Да еще и впадать в подозрительность из-за того, что она ничего не рассказывала о Поле, пока лежала в полукоматозном состоянии в госпитале! Врачи всё знали, Джерри знал, даже Бет знала о Поле, но пресса, видите ли, не знала, какой ужас!
– Мне потом сказали, что было решено не говорить о нем журналистам до тех пор, пока не будут поставлены в известность все члены семьи, кого это касается, – ответила заранее заготовленной фразой Лиллиан, потирая отполированный ноготь большого пальца подушечкой указательного. – Так что это был, в сущности, не мой выбор. С чисто медицинской точки зрения я была тогда не в том состоянии, чтобы принимать серьезные решения.
* * *
Это была правда. Она и по сей день ничего не помнила о том, как их спасали. Из ее жизни начисто выпали целых пять суток. Последнее, что она помнила ясно, это как лежала в укрытии на острове; Дейв то и дело будил ее, капал водой ей на лицо и губы, а ей так хотелось спать… Она и заснула бы, если б солнце не светило прямо в глаза.
Когда в следующий раз Лилиан проснулась, кругом было так темно и тихо, что она даже испугалась – неужели ее похоронили живьем? И тут она увидела Дэвида; он сидел рядом с ней в темно-коричневом кресле с потертыми деревянными подлокотниками. Фисташково-зеленая больничная роба висела на нем, как палатка, а глаза у него были красные, точно от слез. У Лиллиан тоже щипало глаза, и, когда она подняла руку, чтобы потереть их, что-то вдруг неприятно потянуло ее за кожу. Приглядевшись, она увидела в темноте какие-то трубочки, приклеенные к запястью.
– Дэвид, – хотела сказать она, но вышло какое-то карканье, так что она сама испугалась. В горло как будто насыпали песку. Зато Дейв тут же обернулся.
– Лили, о, господи! Лили, ты очнулась… – Кажется, тут он промокнул глаза, но это могло ей почудиться – вокруг было темно. Однако зрение постепенно свыкалось с темнотой, из нее выступали детали, и она постепенно поняла, что с ними произошло.
– Воды, – с трудом попросила она.
Дейв тут же вскочил, едва не повалив капельницу, которая стояла позади его стула, подошел к маленькому прилавку у стены, взял пластиковый кувшин и так щедро плеснул из него воды в пластиковый стаканчик, что та перелилась через край.
Когда он нес стакан через комнату, его руки так дрожали, что на сером кафельном полу осталась дорожка из капель. Приподняв одной рукой голову Лиллиан, Дейв слегка наклонил ее вперед, чтобы она смогла попить. Вода с легкостью скользнула ей в горло. У нее был странный металлический привкус, но Лиллиан не обращала на него внимания. Ведь это была вода – чистая, свежая, пресная.
Выпив все до последней капли, она снова попробовала голос, откашлялась, прочищая горло, раз, другой. Дейв снова сел, подтянув свое кресло так близко к кровати, как только мог. Его взгляд то и дело ускользал в противоположный угол комнаты, невидимый для Лиллиан.
– Где мы? – прошептала она, убедившись, наконец, что может говорить.
– Гуам. Мы здесь уже три дня.
– Что? В смысле, как? – Речь все же давалась ей с трудом, но им и не нужно было много слов. Она была уверена, что Дейв все понимает. Он взял в свою руку обмякшие пальцы Лиллиан и вздохнул.
– Тебе было так плохо… И тут, когда я уже думал, что потерял тебя, я услышал звук. И выскочил на пляж, впервые за несколько дней оставив тебя одну. Это был вертолет. Оказывается, у нашего острова есть хозяин – какой-то итальянский миллиардер, и ему как раз приспичило его продать. В вертолете был потенциальный покупатель с риелтором. Он уже разворачивался, чтобы лететь на другую сторону острова, и тогда я заскакал по пляжу, как бешеный. Но они все равно меня не видели, и тогда я кинулся к рыболовному бревну и поджег его. Оно было старое и совсем сухое, так что вспыхнуло мгновенно, стоило только ткнуть в него горящей веткой из костра.
Глаза Лиллиан расширились. Сколько бессонных ночей они провели на этом бревне за разговорами, не говоря уже о воспоминаниях о Поле: они тоже сгорели вместе с этим куском старого дерева. От мысли, что оно сгорело не само по себе, но было сожжено Дэвидом, у нее даже задергало руку с катетером.
– Знаю, знаю, мне не следовало его поджигать, но я был в отчаянии. Что мне оставалось делать? Дать тебе умереть? – Его глаза наполнились слезами, в них отразились зеленые огни мониторов на ее оборудовании.
– Ш-ш-ш-ш. – Ей хотелось как-нибудь утешить его, но двигаться было тяжело. Свободной рукой Дейв снова вытер глаза.
– Они меня увидели, но все же улетели. Я решил, что все пропало и ты теперь умрешь. Забрался в убежище, лег рядом с тобой и положил руку тебе на сердце, чтобы почувствовать, когда оно перестанет биться. Так и заснул, считая удары твоего сердца. Около полудня меня снова разбудил вертолет. Из него выбросили лестницу, и двое спасателей спустились по ней на пляж. Они даже не спросили, кто мы и откуда; набросили одеяло на меня и сразу занялись тобой. Не прошло и пары минут, как тебя уже уложили на пластиковые носилки, пристегнули к ним и подняли в вертолет. Меня втянули следом.
Он гладил ее по выгоревшим от солнца волоскам на руках, знакомые мозоли на его ладонях приятно щекотали ей кожу. Спасены. А ведь она уже смирилась с мыслью, что этот день не настанет никогда… И вот он настал, и теперь ей страшно до смерти.
– Здесь знают? – Говорить становилось легче. Лиллиан сглотнула и попробовала опять. – Знают, кто мы?
Дейв безрадостно улыбнулся. Только тут она поняла, что у него больше нет бороды. Гладко выбритое лицо белело там, где раньше на нем росли волосы. Странно было видеть его таким, как будто они вернулись в прошлое, до катастрофы.
– Я сказал им еще в вертолете. Они страшно удивились. Видела бы ты их лица… – А вот улыбался он по-прежнему, только теперь, без бороды, на щеке у него появлялась ямочка, которой она раньше не видела. – Так что теперь мы, можно сказать, знаменитости. Когда наш самолет утонул, дома об этом писали во всех газетах, вплоть до самых серьезных, и теперь многие хотят взять у нас интервью. – Дейв взял прядку волос Лиллиан и заложил ей за ухо. Раньше он часто так делал, но теперь, в изменившемся окружении, его жест им обоим показался странным.
– А наши семьи – ты уже с кем-нибудь говорил? – Ее мальчики, она снова их увидит…
Но тут Лиллиан вспомнила о Джерри и о том, как много ей придется ему рассказать. И ей стало больно при мысли о том выражении, которое она увидит на его лице, когда будет объяснять ему про смерть Маргарет и про то, что случилось с Кентом. Ей придется все рассказать ему о Дейве и, главное, о Поле.
