Книга Крушение - Эмили Бликер

– Но почему? Почему она отказалась от уколов?

– Не знаю, – выкрикиваю я, огорченный ее непониманием. – Она говорила, что забыла, но… – Я снова не могу дышать. – Зачем она это сделала, Лили? Зачем?

– Я не понимаю. – Она целует меня в щеку, и я благодарно утыкаюсь лицом ей в плечо. – О, Дэвид, прости меня. Мне так жаль.

– Даже не знаю, почему мне до сих пор так больно, – выдавливаю между двумя всхлипами я.

– Думаю, это потому, что ты горюешь, Дэвид. Нельзя лишать себя этого, ведь только так ты можешь прийти к тому, чтобы простить ее.

– Простить ее? – Я сажусь прямо. – Да разве я смогу ее когда-нибудь простить? Она не просто убила этих эмбрионов; вместе с ними она отняла у меня надежду на отцовство. – От гнева мое лицо пылает, капли пота стекают по шее. – Эти крохотные семена у нее в утробе могли бы превратиться в детей, а она дала им увянуть и умереть, словно растениям без полива. А заодно и выбросила мои мечты в помойку, точно мусор. Хотя нет, – я качаю головой, – не мусор. Бет мусор не бросает.

Лили хочет снова притянуть меня к себе, но я отталкиваю ее.

– Я же не говорю, что ты должен простить ее прямо сейчас. – Она складывает на груди загорелые мускулистые руки и внимательно смотрит на меня. – Я хочу сказать, что это может случиться когда-нибудь. Мне необходимо верить, что если б родные Кента знали, что на самом деле случилось в джунглях, или если б Джерри понял, как мы старались спасти Маргарет, или как мне было одиноко и как я нуждалась в тебе, – Лили помолчала, кусая кутикулу вокруг ногтя, – то они тоже смогли бы меня простить.

– Это совсем другое, Лили. Ты ведь ничего не делала преднамеренно.

Она поджимает губы.

– Отлично. Не хочешь думать о прощении, тогда посмотри на это вот как. Что, если б она не позвонила тебе тогда, перед полетом? Как бы ты себя чувствовал здесь, сейчас? – и она поводит головой, показывая на пляж, убежище и нас в нем.

Я и вправду никогда не задумывался об этом. Что, если б я действительно все это время верил, что оставил дома беременную Бет? Смог бы я тогда не думать о доме, или это было бы тяжелее? Смог бы полюбить Лили? Похоронить Маргарет? Избавиться от трупа Кента? Как бы я жил тогда день за днем, не зная, увижу ли когда-нибудь своих детей? Дрожь пробегает у меня по телу, прохладный ветерок с моря сушит дорожки от пота, прочертившие мне спину.

– Я бы тогда из кожи вон лез, стараясь вернуться домой, к ним. Придумывал бы, как выбраться отсюда… – Я умолкаю, видя выражение лица Лили. – Так вот, значит, что ты чувствуешь?

– Чувствовала сначала. Потом, когда я поняла, что полюбила тебя, мне стало гораздо легче, – признается она, расковыривая щель в нашем бамбуковом полу.

Воспоминания о разных событиях последовательно вспыхивают и гаснут в моем мозгу, словно монета, которую фокусник заставляет «ходить» по костяшкам пальцев.

– Ты права. Я должен забыть про эту историю с Бет. И жить дальше, потому что теперь мне есть ради чего жить.

Ее рука прекращает свое нервическое движение и начинает подбираться ко мне. Но она делает это слишком нерешительно, и поэтому я протягиваю свою руку и накрываю ее ладонь. Когда наши пальцы встречаются, я понимаю, что даже благодарен судьбе за тот ужасный звонок, потому что теперь у меня есть лишь один человек, о котором я хочу заботиться и думать.

* * *

Мы покидаем убежище позже, чем планировали, но это не страшно. Нам предстоит обогнуть половину острова, пока мы не доберемся до пляжа на противоположном берегу. Мы прозвали его Бизарро-бич[10] из-за обилия фруктов, непуганой, ленивой рыбы и дикого количества песчаных блох, которые мешают нам перенести туда свой лагерь.

Рыбачить здесь проще. Лили изобрела новый способ: она сплетает между собой два пальмовых листа, закрепляет их на двух бамбуковых палочках, а потом мы просто стоим или сидим в воде и ждем, когда рыба проплывет над нашей импровизированной сетью. Тогда остается только быстро поднять все сооружение, и дело в шляпе, то есть рыбка в ловушке.

Наловив таким образом около двадцати рыбок величиной с ладонь, я потрошу их, отрезаю им головы и заворачиваю каждую в водоросли, чтобы закоптить над костром. Пока дым делает свое дело, мы собираем фрукты, а потом, набрав полные корзинки, садимся в тени, под дерево, и уплетаем перезрелые манго, которые все равно не выдержат долгого пути домой. Песчаные блохи щиплют меня за лодыжки, пока мы сидим на бревне. Оранжевый сок течет по лицу и рукам. Волокнистая мякоть плода застревает у меня между зубами – кажется, я никогда в жизни не ел ничего вкуснее.

– Ой, как вкусно, – с полным ртом мычит Лили, и капли оранжевого сока падают на ее застиранный купальный лифчик. Но пятна на одежде нас уже давно не волнуют. Начисто обглодав плоскую крупную косточку, Лили размахивается и бросает ее в океан. Потом встает, обтирает руки о бедра и сама бросается к воде.

– Я первая!

– Нечестно! Я еще не доел! – кричу я, засовываю в рот последнюю четвертинку фрукта и кидаюсь в погоню.

Она явно не очень-то старается убежать от меня, потому что я почти сразу ловлю ее и сгребаю в свои объятия. Высоко поднимая ноги, мы с ней входим в воду и тут же бухаемся в нее с головой; вода попадает мне в нос и в рот, ее соленый вкус смешивается в странный коктейль со сладостью перезрелого манго. Раньше, стоило только воде из океана попасть мне внутрь, как меня начинало прямо выворачивать наизнанку, но теперь она стала такой привычной, что я никак на нее не реагирую.

Рядом со мной выныривает Лили. Она не успевает раскрыть рот, как я наклоняюсь к ней и целую. После глотка соленой воды ее рот кажется сладким, и я притягиваю ее к себе, а мои пальцы приподнимают край ее лифчика и ласкают нежную кожу спины. Когда она со стоном проводит ладонями сначала по моей груди вниз, а потом вокруг талии, я и представить не могу, чем заслужил такое счастье.