Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
Рассказывает: «Когда ты ушла, я стала ломать голову, как мне помириться с Костей, на какой козе к нему подъехать, думала-думала, ничего не придумала. Хожу по комнате из угла в угол, выкручиваю себе руки, а ничего придумать не могу. Поняла: достигла предела, погибаю! И вдруг столкнулась сама с собой — в любимом зеркале увидела собственный портрет в полной красе. Морда заплаканная, опухшая, ресницы потекли, румяна на щеках в подтеках, губы без помады белые, она их, проклятая, выела. Волосы слежались комком. Крокодил! Встретишь ночью — начнешь заикаться. Причесалась, тряхнула кудряшками. Схватила помаду, чтобы стереть печать милиции, морду протерла огуречным лосьоном, подкрасила ресницы, в общем, навела марафет по всем правилам. Старалась изо всех сил, чтобы Костик не испугался моего вида. Решила, что в порядке, и собралась с духом, чтобы пойти к Косте. Надо же было его успокоить, уложить спать, накормить.
Толком, конечно, ничего не придумала, но решила: ничего, сойдет, утро вечера мудренее. Потом позвоню от вас бабе Ане, у нее голова светлая, поговорю с ней, строго так поговорю, не буду с ходу ее предложения отталкивать, пусть она мне все выскажет, поступлю, как она велит. Послушаюсь свою старушку. Чуть повеселела. Пошла к Косте, по дороге еще раз заглянула в зеркало.
Боже мой, что же я увидела? Не женщина, а какая-то кикимора. Стала рассматривать себя и вдруг поняла: вот такая я и есть, давно такая, только я видела себя другой, какой давно и не была. Вот ведь как человек живет в обмане, льстит себе. А тут у меня пелена спала с глаз, я увидела себя во всей красе. Видно, глаза просветлели. Лицо показалось чужим и неприятным: понурое, взор пустой, нос заострился, губы стали тонкими. Помнишь, у меня они были пухленькие, а теперь — ниточки. А самой, конечно, не хочется в себе разочаровываться, не сознаешься, что жизнь промелькнула задаром в мелочовке, и раскидываешь: кто же в этом виноват? Тут догадалась: в зеркале не мое лицо, на него наклеена маска! Вот что. Смотрю, смотрю в зеркало — и вижу: маска на мне, маска, а под ней еле светится мое настоящее лицо. Может, когда я спала, прокрался ко мне невидимый дьявол и наклеил на меня эту маску?»
— Глазастая, ты меня слушаешь? — спросила Зойка, потому что ее голос падал в пустоту телефонной трубки, в пустоту ночи, которая их разделяла.
— Слушаю, с интересом, — ответила Глазастая, — хотя лично я не верю ни в Бога, ни в черта, ни в дьявола.
— А как же ты назовешь убийц, например, или тех, кто детей своих бросает, или таких, как Куприянов?… — Зойка подождала, когда Глазастая ей ответит. Но не дождалась и победно продолжала: — А, молчишь?! А Степаныч всех разделяет на бесов и на людей. — Мелькнуло в голове, как молнией прошило, — а кто же тогда отец Глазастой? Испугалась, завопила: — Ой, Глазастая, выходи поскорее из больницы, я тебя так жду! — Вздохнула: — Послушай, что Лизок рассказывает дальше. Она провела, говорит, пальцами ото лба до подбородка, сверху вниз, закрыла глаза и снова провела, стараясь за что-нибудь зацепиться на гладкой коже, чтобы содрать с себя эту маску. Так старалась, что даже вонзила ногти в кожу на лбу, и там появились две темно-красные капли крови.
И правда, Глазастая, у нее на лбу две ранки. Рассказывает дальше: «Открыла глаза, отстранилась от зеркала, отодвинулась, чтобы посмотреть на себя издали, и увидела незнакомку! Чувствую, не знаю ее, поняла в эту же секунду: вот почему Костик меня не принимает. Мое лицо его отталкивает. Вышла я из комнаты, прошмыгнула в ванную. Стала под горячий душ. Он мне кожу обжигал, а я терпела. Намылилась с головы до ног. Потом долго стояла под сильным потоком воды. Заметила, ни о чем не думала, вода, омывая меня, уносила все мои мысли. Успокоилась. Вытерлась, гладко причесалась гребенкой и завязала волосы в тугой узел на затылке. Оделась и вышла. Остановилась. Боялась войти в комнату, потому что там зеркало. Боялась зеркала. Боком пробиралась вдоль стены, поняла: иду к нему — боюсь, не хочу, а иду. До него осталось совсем мало. Протянула руку и дотянулась, еще шаг, еще полшага — и я увидела себя. Вот такой, какая я сейчас перед тобой».
— А знаешь, какая она стала? — спросила Зойка. — Глаза увеличились, громадные, в пол-лица. Вроде твоих. Брови короткие — две стрелы…
Рассказывает дальше: «Смотрю на себя и вдруг слышу, мои губы шепчут: „Господи, прости меня, грешную“. Не знаю, откуда во мне появились эти слова. Но после этого я без всякого страха вошла к Косте, обняла его, почувствовала, что он весь каменный, словно застывший, но меня не оттолкнул. „Костик, — сказала я ему, — идем спать. — А потом вдруг добавила: — Знаешь, я решила: уеду к бабе Ане, а ты поживи один. Я поняла: тебе надо побыть одному…“»
Зойка услышала в трубку чьи-то посторонние голоса и замолчала. Кто-то возмущенно и громко кричал: «Ищите ее, ищите!» Хотела спросить у Глазастой: «Кого там у вас ищут?» Но не успела. Она услышала, как Глазастая кому-то брезгливо процедила: «Успокойтесь, я еще не убежала». А потом раздались частые сигналы отбоя.
23
Ночь. Глазастая подняла голову и огляделась: в палате все спали. Она неслышно сунула ноги в тапочки и выскользнула в дверь. Ее беспокоила Зойка: что там с нею случилось? Вчера к ней приходил отец, он вывел ее гулять в больничный парк — ему все можно. Она спросила его про Колю, он неохотно ответил, что все нормально. Потом она поняла, что все совсем ненормально. И Глазастая окончательно решила: пора уходить. А Зойки нет, без нее не уйти. Для Глазастой Зойка — самая надежная подруга. Она любила Зойку, как своего Колю.
Глазастая подошла крадучись к телефону, опустила монету, в кромешной тьме набрала номер и услышала голос Зойки. Он ей сразу показался странным. Зойка, человек впечатлительный, могла расстроиться от чего угодно, все неприятности мира поражали ее в самое сердце.
— Наконец-то ты дома, — глухо произнесла Глазастая, сдерживая радость. — А то тебя нет, а мне уходить надо.
Зойка не спала, но ответила как-то невразумительно. Глазастая помолчала, а потом ласково попросила:
— Сядь поудобнее и расскажи мне все с начала и до конца, что происходит.
— Глазастая, ты?! Счас, счас, устроюсь, дверь прикрою, чтобы Степаныча не разбудить. — Зойка вдруг рассмеялась — так на нее действовала Глазастая. — Тебе по порядку или сразу обухом по голове?
— По порядку. — Глазастая знала: торопиться с Зойкой нельзя. И еще ей нравились подробные рассказы подруги: когда она ее слушала, то перед ней возникали живые картинки, будто она сама была участницей тех событий, о которых рассказывала Зойка.
— Тогда издалека… — начала Зойка, глубоко и жалобно вздохнула. — Лизок уехала к бабе Ане. Насовсем. Бросила Костю. Почему-то страшно торопилась. Была тронутая.
Говорю: «Теть Лиз, зачем ты это делаешь? Разве можно его оставлять, он же не в себе». — «А ты, — говорит, — за ним присматривай, у тебя это лучше получается». Ну, у меня и получилось так, что теперь Кости больше нет.
— Как — нет? — не поняла Глазастая. — Загадка.
— А вот нет. Исчез совсем, и для меня в частности. Но это я забежала вперед, а теперь по порядку. Значит, Лизок уезжает. По доброй воле покидает любимого сына. На стул ставит открытый чемодан для вещей, а сама ничего не складывает. Летает по комнате как перышко, туда-сюда, зачем, непонятно. И беспрерывно напевает Косте: «Ты, — говорит, — развивай свой талант. Я тебе мешала, а теперь ты будешь в свободном плавании». — Зойка стала подражать Лизе, да так похоже, что Глазастая захихикала:
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
