Она смеется.
— Любите негодяев, да?
— Ну что вы!
Я беру только «Эвелину». Когда продавщица выбивает чек, я верчу головой в предвкушении критической беседы о негодяях или Фанни, но, увы, Великий Шотландец пропал.
Благодаря твердости то ли моего тона, то ли мышц живота стычка с Сигги принесла явную пользу. Мои собеседования уже приличнее, и вскоре, о радость, я получаю первый заказ: модный разворот для «Лондон таймс». Разворот, как ни странно, посвящен серфингу, и я все утро резвлюсь в студии фотографа в черно-зеленом гидрокостюме, стараясь не заехать длинной доской по лицу Честера, невероятно бледного мужчины-модели из Лидса. Газета — это самое худшее. Платят как за редакционный материал, но из-за плохого качества печати фотографии в портфолио не используешь, даже если очень хочется.
И все-таки ты «на виду», как говорит Сэм, когда я отдаю ей квитанцию.
— И триста фунтов будут нелишними… Да, Эм, солнце, не забудь свой пакет!
— Какой пакет?
Ручка Сэм, изжеванная металлическими челюстями, утыкается в картотечный шкаф, где действительно лежит пакет из коричневой бумаги, перевязанный бечевкой. Я стаскиваю пакет вниз — тяжелый. Сверху написано:
Мисс Эмили Вудс, «Антракт»
— Ишь, какой почерк! — Кейт отставляет цветистый заварочный чайник подальше и зарывается носом в кое-как завернутый мною пакет. — Четыре книги в кожаном переплете! — восклицает она. — Нет, погоди — одна книга в четырех томах. «Том Джонс»? О-о, обожаю «Тома Джонса».
— Я тоже!
— И фильм хороший, — продолжает Кейт. — А ты знаешь, что… он получил Оскара? — хором заканчиваем мы.
Мы обе хихикаем. Не прошло и получаса, как я отправилась в одиночное плавание по «Кемден-маркету», и я очень расстроилась из-за нашей ссоры и побежала ее искать. Я так обрадовалась, что мы опять подруги, что похвалила странное белое платье, которое Кейт как раз примеряла.
Кейт ахает, прикладывая руку к корсажу этого самого платья.
— Эмили, это третье издание… — медленно произносит она.
— Знаю.
— Напечатанное в тысяча семьсот сорок девятом году.
— Знаю.
— …то есть оно очень ценное!
— Знаю!
Она с изумлением смотрит на меня.
— И ты понятия не имеешь, кто его прислал?
— Ни малейшего!
— Визитка?
— Не нашла.
— Должна быть! — Кейт берет первый том и начинает осторожно перелистывать страницы. — У тебя хоть какие-то зацепки есть? Хоть что-нибудь?
Я рассказываю ей о книжном магазине.
Она переворачивает коробку вверх дном и трясет. Ничего.
— Так ты купила одну книгу…
— Да, «Эвелину». Но она стоила восемь фунтов — не как эти!
— «Эвелину»? — Кейт недоумевающе пожимает плечами. — В первый раз слышу.
— А шотландец слышал, — напоминаю ей я. — Он знал, что ее написала Фанни Берни.
— Шотландец симпатичный?
— Да. Постарше нас, но симпатичный. Нет, просто роскошный!
— Опиши.
Я описываю его в общих чертах, но Кейт с трудом его представляет, и мне приходится опуститься до сравнения со знаменитостями.
— Нечто среднее между Кэри Грантом и Шоном Коннери.
— Ну, ладно. Можно сказать, удовлетворяет критериям «роскошности». Ну, очевидно, он и отправитель, этот Шон Грант…
— Мне больше нравится Кэри Коннери.
— Этот Кэри Коннери. Он просто спросил твои данные у продавца.
— Но в этом все и дело! — восклицаю я так громко, что подпрыгивает все на нашем столике, а также парочка, сидящая за нами. — Я не давала ей своих данных!
— Ты уверена? — скептически спрашивает Кейт.
— Абсолютно! Я заплатила наличными. И вообще, я бы дала ей адрес Эдварда, а не «Антракт» — ни за что! Я до сих пор стараюсь не произносить это ненавистное название!
— А «Эвелина» у тебя с собой?
Я достаю покупку из сумки. Кейт пролистывает ее.
— Итак, в тот день в книжной лавке были только… — она читает закладку… — Эдвина Семпл, владелица магазина «Незабытые страницы», и Кэри Коннери. Значит, это один из них.
— Великолепно! — фыркаю я. — Если учесть, как мне везет все лето, придется решать вопрос с восьмидесятилетней Эдвиной, которая шлет девушкам дорогие подарки.
Кейт закатывает глаза.
— Эмили, это шотландец! Поверь мне! Он как-то ухитрился тебя выследить, я точно знаю! — Кейт медленно проводит рукой по мягкой коже, по толстым позолоченным буквам. — Причем прямо перед твоим днем рождения! Если он так начинает, представляешь, каким будет следующий подарок?!
Глава 17 ТОРТЫ И ТЕРПЕНИЕ
Эдвард незаметно проскальзывает в кладовку и через несколько секунд появляется с малиновым тортом-корзиночкой, круглым и сияющим, с хрустящей золотистой корочкой и рядами блестящих рубиново-красных ягод под тонким слоем глазури.
— Как красиво! — ахаю я.
— С днем рождения! — Эдвард ставит торт передо мной.
Все поют. Я задуваю свечи, Рут подсчитывает их, шевеля губами.
— Постой, тебе, что… Тебе пятнадцать?!
— Нет.
— У меня кончились свечки, — объясняет Эдвард, быстро убирая огарки.
— А… Так сколько тебе?
— Девятнадцать.
Вивьен бросает сандалии на пол и водружает голые ступни на пустой стул.
— Мой нью-йоркский агент всегда говорит: «Нет обложки в двадцать один — иди работать в магазин», так что тебе остается всего два года.
Рут чуть не падает со стула.
— Не может быть! — ахает она. — Мой агент говорит: «У кого обложка в двадцать, можно дальше не стараться!»
— У меня три обложки! — говорит Вивьен.
— У меня две!
Когда мои соседки наконец перестают мериться бицепсами, Рут хлопает меня по плечу.
— Не волнуйся, Эм, тебе еще целый год!
— И он прекрасно начинается…
Эдвард шлепает огромную ложку свежевзбитых сливок на толстый кусок торта и передает тарелку мне.
Я смотрю на тарелку. Взбитые сливки + сверхбольшой кусок торта = 1000 килокалорий = почти 1/3 фунта. С таким же успехом я могу проглотить цистерну кипящего жира.
— Э-э… — Я пытаюсь сглотнуть, уже чувствуя, как этот груз распределяется по моим бедрам и ягодицам. — Слишком много! — наконец выпаливаю я, отсылая кусок обратно. — Гораздо меньше!
