А сейчас я сижу в каком-то фургоне посреди захолустья. Я выхожу на площадь и мрачно меряю ее шагами — жду, когда Кейт отработает, переоденется и можно будет сесть в ее красный «М-Джи».
— Слушай, Эмили… — Кейт резко выезжает на левую полосу и с визгом шин обгоняет полуприцеп. — На следующие выходные я еду в Манчестер. «Транквилл» играют в своем любимом пабе. Будет классное шоу. Хочешь поехать? Денег много не надо, можем жить у моей мамы.
Ноэль, бой-френд Кейт, — солист рок-группы «Транквилл», постепенно приобретающей известность. Вживую я их еще не слышала.
— Можем, — говорю я. — Если работу не предложат.
Кейт смеется.
— Эмили, выходные же! У нас летом на выходные заказов мало… БЛИН! ПОШЕЛ ТЫ НА… ПРИДУРОК!
Шокированный водитель белеет сильнее собственного «фиата».
— А мы поедем на машине? — спрашиваю я.
— Нет, скорее всего на поезде, а что?
— Ничего.
— Нет, правда, поехали! Будет здорово! И Айстам будет…
Ну да. Четыре пятых группы «Транквилл» свободны. Кейт уверена, что меня можно с кем-то из них свести. Вообще она делает ставки на Айса, ведущего гитариста. Статистика определенно в ее пользу. Модели и рокеры — арахисовое масло и желе романтических отношений: Мик и Джерри, Кит и Пэтти, Билли и Кристи, Ясмин и Саймон, Эксл и Стефани, Майкл и Брук — список можно продолжать до бесконечности. Даже Рут встречается, а точнее, спит со Стю Берджесом. Да-да, Стю, крошечной блондинистой рок-легендой, который недавно женился на одной супермодели, бросив другую.
Я издаю громкий стон.
— Кейт, я тебе уже говорила: романы с рокерами — это так пошло!
Кейт резко выдыхает.
— Ах, пошло! Ну, понятно…
— Извини, — бормочу я не очень убедительно.
Она барабанит пальцами по рулю.
— Знаешь, Эм, Сигги в чем-то права.
— То есть?
— Ты действительно нетерпелива. Ты хочешь, чтобы все было сразу и прямо сейчас, во время летних каникул, но в жизни не всегда все получается… по расписанию. Нужно дать своей карьере возможность развиться. А пока расслабься! Получай удовольствие! Ты молодая, красивая и проводишь лето в Лондоне — что в этом плохого?
— Лондон — убогое захолустье.
Моя подруга чуть не врезается в «ягуар».
— Что ты сказала, повтори?
— Это не я сказала. Кэтрин Хэмнетт. В «Вог».
Молчание. Даже два следующих маневра происходят без комментариев. А потом:
— Эмили, помнишь, что я сказала, когда мы познакомились? Беру свои слова обратно. Наверное, тебе все-таки лучше вернуться домой.
— Так и сделаю!
В «Кемдене» мы идем каждая в свою сторону — и это не вызывает у меня никаких возражений. Со своим странным гардеробом и идиотским оптимизмом это она должна быть дочкой хиппи, а мне дайте шесть страниц в «Харперс & Куин». Больше не вижу смысла с ней общаться! Я брожу по рынку одна.
«Кемден-маркет» — рай для любителя шоппинга. Здесь много лавочек и магазинов, где есть все по чуть-чуть: музыка, одежда и предметы коллекционирования почти всех времен и народов. Я ничего этого не вижу, глаза затмевает злость и зависть. Я уже не думаю о Кейт. Кейт — пройденный этап. Я думаю о прошлом лете. Тогда было все по-другому. Я заработала восемьдесят тысяч долларов. Я стремилась вверх — вверх, вверх, вверх, в Голливуд, прямо к звездам. А этим летом, если бы сама все не испортила, я жила бы в Нью-Йорке на Пятой авеню с одной из лучших подружек. Даже две недели назад, сделай я правильный выбор, сейчас я бы в крошечном бикини вертела перед объективом своими новыми грудями размером «C»/»D», вместо того чтобы таскаться по этому грязному, депрессивному, отвратительному…
— Здравствуйте, милочка! — Меня берет под локоть морщинистая старушка в синем траченном молью кардигане с рукавами, набитыми салфетками. — Ищете что-нибудь?
— Э-э… Нет, просто смотрю, спасибо, — отвечаю я автоматически и обнаруживаю, что я в книжной лавке, перед ящиком с романами восемнадцатого века.
— Ах, вы американка! — восклицает она. — Так, погодите… — Она поднимает кулак с зажатыми в нем салфетками: — Вон там у меня Купер, Хоторн, Джеймс, Твен, Уитмен…
Я заглядываю в ящик: Свифт, Голдсмит, Стерн, Шеридан, Шелли.
— Не беспокойтесь, спасибо! Мне здесь нравится.
Она улыбается.
— Что ж, милочка, тогда не буду мешать. Если что-то понадобится, скажете.
— Спасибо.
— Значит, питаете слабость к британцам!
Произнесено с шотландским акцентом. Я поднимаю глаза и вижу высокого мужчину. На вид лет тридцать пять. Темные глаза. Непослушная шевелюра. Небритые скулы. Джинсы. Плащ. Красавчик.
— А кто нет?
Мои пальцы с треском открывают титульную страницу «Тристрама Шенди». Не услышав ответа, поднимаю глаза. Прекрасно. Просто прекрасно. Ушел. Сегодня хоть что-нибудь у меня получится?
Я передергиваю плечами, словно стряхивая обиду, и начинаю сосредоточенно рассматривать книги. Я натыкаюсь на настоящие сокровища: «Ночь ошибок» с интересным шрифтом, совсем не страшная иллюстрация к «Франкенштейну», миссис Малапроп, которая опять села в лужу, и… О-о-о! «Эвелина». Я читала ее прошлым летом. Я смеялась. Я плакала. Я не могла ее отложить.
Беру книгу в руки.
— Фанни Берни? Вы только что пищали по поводу Фанни Берни?
Не бейся так часто, сердечко… Красавчик вернулся и улыбается из отдела поэзии девятнадцатого века.
Я улыбаюсь в ответ.
— Не трогайте Фанни, — говорю я. — Я ее обожаю.
— Мне бы и в голову не пришло тронуть Фанни! — говорит он с притворной серьезностью, и я ясно вижу, какие темные и красивые у него глаза.
Не могу придумать в ответ ничего умного, равно как и неумного, и берусь за Ричардсона. Прочитав одну из триллиона сцен, в которых Памела чудом сохраняет добродетель, я перехожу к Филдингу. Кто-то дотрагивается до моей лопатки.
Ах! А, продавщица…
— Взяли «Тома Джонса», да, милочка? — Она с улыбкой смотрит на мою находку. — Настоящая классика.
— Верно, — говорю я и, поскольку на меня смотрят, добавляю: — Пасторальная и вульгарная — восхитительная смесь.
Владелица книжного магазина восхищенно улыбается: «Не вся молодежь плохая!»
— Это верно, милочка! Завернуть?
К несчастью, у книги оторвался переплет. Я спрашиваю, нет ли других экземпляров.
— Ах, нет, милочка, простите. «Том Джонс» бывает редко, — говорит она, — но у меня где-то есть «Эмилия» и «Абрагим Эдамс», если любите Филдинга…
— Нет, спасибо. Только «Тома Джонса».