– Ну, что, – спросил Серый Волк Красную Шапочку, – слияние по обоюдному согласию или недружественное поглощение?
Из анекдота Итак, мурома, меря…
Мы не можем даже назвать имён их правителей – хотя бы нескольких. Не можем назвать их богов. Мы не осмелимся сказать, что каким-то образом представляем себе последние события их истории, опираясь на русские летописи: всё – на уровне упоминаний, догадок, предположений, которые опираются на ту или иную логику. Мы не понимаем, какими были реальные отношения между славянскими поселенцами, их властью, с одной стороны, и местными жителями, с другой стороны, на первых порах говоривших, вероятно, исключительно на своём языке.
Можно сказать только то, что земли муромы и мери были когда-то поначалу северо-восточными рубежами той территории, где начиналась история русских. Но и это будет неточно, потому что свои рубежи Северо-Западная Русь вольно или невольно быстро превращала в ту территорию, где безраздельно влияла на все стороны жизни. В истории не осталось сюжетов о кровопролитных битвах между населением этих земель, разве что – о том как брат на брата ходили войнами русские князья. Не осталось и рассказов о туземцах, спешащих с дарами к тем, кто пришёл ими править. Рубежи были освоены: мурома и меря превратились в русских – с небольшим акцентом: другого следа нет. Как – летописцам это не показалось интересным и заслуживающим внимания. Или оттого, что это представляло собой окружавшую их скучную повседневность, или – поскольку были вещи, о которых рассказывать не особенно приятно и политкорректно.
Это так и останется для нас тайной.
А Русь вышла на следующий рубеж. Им стало Лесное Заволжье с его марийцами, которые несмотря на долгую, тысячелетнюю историю отношений с западными соседями, сохранили свою веру, свой язык, своё понимание вещей.
Может быть, попробовать заглянуть в эти события?
Если мы поймём, с чего тысячелетие назад начинались отношения соседей на рубеже Лесного Заволжья, мы сможем многое для себя открыть в том, как формировалась Россия и русские, как они осознавали себя рядом с другими народами, ставшими в итоге их ближайшими союзниками.
* * *
Река Ветлуга – ось Лесного Заволжья, главный путь уводящий в тайгу на целых девятьсот километров от своего устья – около Козьмодемьянска.
Это за XX век она странным образом стала неудобной, ведущей куда-то не туда и пересекающий две широтные железные дороги и параллельные им автомагистрали. И города на ней большие не выросли – течёт она по самым окраинам четырёх регионов: Кировской, Костромской, Нижегородской областей, Марий Эл. Причём по окраинам, порой очень отдалённым. Если взять расположенные в её верховьях райцентр Вохму и Боговарово – так это четыре с половиной сотни километров от Костромы – центра их региона. Но было время – только Ветлуга вела в эти места. И здесь была своя жизнь. Уже совсем не та, которая запечатлелась в слоях потерявших свои собственные названия городищ. Жизнь, оставившая какой-то след в памяти людей спустя несколько поколений.
* * *
Село Круглыжи – это полтысячи километров от Нижнего Новгорода, уже Кировская область. В Круглыжах кончается асфальт – узкий и ненадёжный, ведущий вглубь тайги от небольшого посёлка Свеча.
О том, где именно начинается Ветлуга, идёт давний спор. Одни видят её исток в ручье, вытекающем из болота недалеко от деревни Робяши в часе ходьбы от станции Шабалино. Другие говорят: нет, этот ручей – речка Быстра, а кто хочет видеть начало Ветлуги, должен ехать в Круглыжи. Там Быстра сливается с Матюгом. Там, сказали нам, установлен камень с памятной доской. И вот оттуда уже нужно считать Ветлугу.
Асфальт, по которому мы ехали, закончился не просто в Круглыжах, а как раз возле этого камня. Он – на мысу над местом слияния речек. Правда, табличку на нём мы не увидели – только место, где она была прикреплена.
Пока мы обсуждали, почему табличка не дожила до нашего приезда, из соседнего дома появился человек со свёртком. Он направился прямиком к нам.
– Здравствуйте!.. Вижу, приезжие. Камнем интересуетесь?… Я лесник. Я тут живу. И табличка у меня, – человек начал разворачивать её, а затем приложил к камню. – Ну, вы фотографируйте, если надо… Я эту табличку дома держу – не пропала бы. А если надо, вот – выношу.
Надпись была проста: «Здесь начинается Ветлуга».
– Всё, сняли?… Убирать или ещё на неё посмотрите?…
– А что здесь рассказывают? Кто тут раньше жил? – стал неопределённо спрашивать я. Честно говоря, задавать вопросы в отдалённых местах, где бывать не случалось, иной раз непросто. Спрашивать надо о чём-то очень конкретном. Иначе совсем ничего путно не узнаешь.