– Клянусь…
– Знаю – ты никогда больше не пойдешь против меня. Энди, когда человек знает, что его смерть неминуема, он пообещает все что угодно. Как-то раз я потрошил одного типа, и он сказал мне, что над ним издевалась родная бабушка. Просто выложил это в промежутке между криками, словно это могло что-либо изменить. – Орсон печально рассмеялся. – Ты будешь разговаривать со мной, когда я вскрою тебе грудь? Нет, уверен, ты будешь только вопить.
Он встал с табурета. Здоровенная красная свеча, ароматизированная корицей, стояла на полке у двери. Орсон поднес лезвие ножа к пламени и достал из-за пояса «Глок».
– Выбирай, какое колено, – сказал он.
– Зачем?
– Увечье. Мучение. Смерть. В таком порядке. Все уже началось. Выбирай, какое колено.
Меня захлестнуло бесконечное спокойствие. Ты не сделаешь мне больно. Поднявшись на ноги, я посмотрел брату в лицо, вызывая ту угасшую любовь, которая когда-то нас связывала.
– Орсон, давай поговорим…
Пуля с полым наконечником впилась в мягкие ткани моего левого плеча. Упав на колени, я увидел, как на пленку струится кровь. Почувствовал запах пороховых газов. Почувствовал запах крови. И отключился.
* * *
Я лежал на куске пленки на спине, уставившись на балки перекрытий. Руки у меня по-прежнему были скованы за спиной. Я попытался пошевелить ногами, но они были грубо связаны толстой, жесткой веревкой. Сто восемьдесят пять фунтов обрушились мне на ребра, и я застонал.
Усевшись на меня верхом, Орсон достал из пламени большой красной свечи нож. На пленку уже успела накапать лужица парафина. Стальное лезвие сияло оранжевым светом, словно раскаленная лава. От него исходили струйки дыма.
Я был в футболке, трусах и рваном свитере. Лезвие легко рассекло обуглившуюся ткань, начиная снизу и до воротника. Разрезав на мне одежду, Орсон обнажил голый торс. Волоски у меня на груди шевелились в едва уловимых потоках воздуха, образованных пламенем свечей в ледяном сарае. Мне показалось, что сквозь оглушительный стук своего сердца я расслышал в пустыне какой-то звук, отдаленное завывание, подобное писку кружащегося возле уха комара.
– Ого! Только посмотри, как часто у тебя стучит сердце! – сказал Орсон, положив руку на мою судорожно вздымающуюся грудь. Он похлопал меня по грудине. – Сейчас я начну ее перепиливать. Ты уже горишь нетерпением?
Когда острие ножа встретилось с моим левым соском, я стиснул зубы и напряг все мышцы, как будто это могло помешать огненному лезвию проникнуть в мою плоть.
– Спокойнее, – сказал Орсон. – Мне нужно, чтобы ты расслабился. Так будет больнее.
Он переместил нож на два дюйма левее соска и слегка надавил. Кончик вошел в тело на одну восьмую дюйма. Сталь оказалась невыносимо холодной. Я поежился, наблюдая за тем, как лезвие описало неровную окружность диаметром около четырех дюймов. Струйка крови стекла вниз, собираясь в пупке в лужицу. Работая, Орсон разговаривал со мной. Его монотонный голос обладал умиротворенностью психопата.
– Две трети сердца находятся слева от грудины. Поэтому я обозначаю ориентир, по которому буду работать. – Он вздохнул. – Знаешь, я обучил бы тебя этому. На ком-нибудь другом. Взгляни вот на это. – Он поднес кончик ножа к моим глазам, чтобы я увидел кровь, стекающую по янтарной рукоятке. – Знаю, пока что ты ничего не чувствуешь, – продолжал Орсон. – Это действие адреналина. Болевые рецепторы отключены. – Он усмехнулся. – Но долго так не продлится. Скрыть сильную боль уже не получится.
– Орсон! – взмолился я, чувствуя, что у меня вот-вот хлынут слезы. – А как же насчет подарка?
Брат озадаченно посмотрел на меня, затем, вспомнив, сказал:
– А, подарок… Какой ты у нас любопытный! – Он прижал губы к моему уху. – Подарком был Уиллард.
Обхватив левой рукой мой лоб, Орсон правой стиснул нож.
– Порой я гадаю, Энди, а что, если б он выбрал тебя?
Раздался стук в дверь. Орсон застыл.
– Мне нужно, чтобы ты подал свой голос, – шепнул он, поднимаясь. – Клянусь всем чем угодно, ты проживешь еще несколько дней.
Положив нож на табурет, он подошел к двери и достал «Глок».
Из-за двери донесся голос Перси Мэддинга:
– Дейв, ты там? У тебя всё в порядке?
Я постарался сесть.
Орсон выпустил восемь пуль в дерево на уровне пояса. Оглянувшись на меня, он усмехнулся.
– А вот это, Энди, называется…
Выстрел из ружья разнес в щепки дверь, и грудь Орсона приняла полный заряд дроби из обоих стволов. Свинцовый град, словно гигантской рукой, сбил его с ног и швырнул навзничь на землю. Оглушенный, он попытался подняться на четвереньки, глядя на меня. Кровавые капли упали из простреленной груди на бетонный пол. Ворвавшись в сарай, Перси ногой выбил пистолет у Орсона из рук. Брат пополз было ко мне, но бессильно рухнул на пол. Его булькающее дыхание вырывалось с трудом.
Поставив двустволку к стене, Перси подошел к столбу и присел на корточки рядом со мной. Судя по его хриплому дыханию, он был ранен. Перси недоуменно посмотрел на столб, на ошейник, на кусок пленки, на неровный окровавленный круг у меня на груди.
– Ключ от наручников у него при себе? – спросил он, теребя белые как снег усы.
Голос прозвучал твердо, однако руки у него тряслись. Я кивнул, Перси подошел к Орсону и, порывшись у него в карманах, достал ключ. Он приказал мне перевернуться на живот, затем, расстегнув наручники, достал из ножен на ремне охотничий нож и перерезал веревку, которой были связаны мои ноги.
– Ты ранен? – спросил я.
Перси потрогал бок. На куртке защитного цвета вокруг отверстия в ткани расплывалось алое пятно.
– Пустяки, царапина, – сказал он, глядя на то, как я расстегиваю ошейник. – Вижу, ты тоже получил пулю в плечо. Они с полым наконечником, да?
– Так точно.
– Значит, она осталась там. – Подойдя к Орсону, Перси приложил два пальца к его шее. – И это твой родной брат? – спросил он, стараясь нащупать пульс.
Я молча кивнул.
– Матерь божья, что он с тобой сделал?
Я ничего не ответил.
– Пожалуй, нам нужно поскорее к врачу.
Поднявшись на ноги, я направился к двери.
– Сначала мне нужно забрать кое-что из дома, – сказал я. – Ты мне не поможешь?
– Конечно, приятель.
Оставив невидящие глаза Орсона открытыми, Перси захватил ружье и вышел следом за мной через разнесенную в щепки дверь на снег. Он крикнул что-то насчет моего друга, однако мое учащенное дыхание заглушило его голос, а переспрашивать я не стал. Плечо у меня горело.
Перед домом стоял снегоход. Подойдя к крыльцу, я обернулся и увидел, что Перси ковыляет шагах в пятнадцати позади, зажимая левой рукой бок, держа в правой ружье.
