Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
– Нет, – ответила Лена.
– Ну и ладно, – сказала я и, ничего не объясняя, бросилась к выходу.
Пальто я застегивала на лестничной площадке, одновременно давя на кнопку лифта.
– Что ты так подскочила, как ужаленная? – спросила Алина, наблюдая, как я нервно стучу по двери лифта, полагая, что тот так быстрее приедет. – Тебе что-то известно о Павле?
– Женщину, с которой у Кудрявцева был роман, звали Валентиной Комиссаровой. Потом она ушла из мэрии, устроилась в редакцию вечерней газеты, тогда-то и влюбилась в Бабенко. А он так нехорошо с ней обошелся. Алина, да я ведь тебе подробно обо всем рассказывала! Она забеременела, он жениться отказался, на нервной почве ребенка она потеряла, а потом спилась. Кажется, попала под машину. Ребенка, которого она родила раньше, естественно, отправили в детдом. Господи, когда же этот лифт приедет? – Как по мановению волшебной палочки, двери лифта распахнулись. – Значит так, адрес можно узнать или в Горсправке, или надо ехать в редакцию, в отдел кадров. Авось там хранятся сведения о сотрудниках пятнадцатилетней давности. Там нам точно только один адрес дадут.
– Поехали в редакцию, – поддержала меня Алина.
Пока ехали, я позвонила Маргарите Петровне, директрисе музея газеты и попросила ее спуститься в отдел кадров. С ее помощью мы смогли быстро отыскать в архиве личное дело Валентины Николаевны Комиссаровой.
– Улица Германа Титова, дом семь, – прочитала Маргарита Петровна.
– Будем надеяться, что Павел после детского дома вернулся в квартиру матери.
– Да-да, мы были у нее на похоронах. Ее сына звали именно Павел. Бедненько они жили. Валентина одна воспитывала ребенка, никто им не помогал. После того, как она из редакции ушла, не представляю, на что они жили.
Мы вышли из редакции с твердым намерением ехать к Павлу.
– Павел долгие годы вынашивал мысль отомстить Бабенко, – рассуждала Алина, ведя автомобиль по загруженной в это время суток улице. – Согласись, он поломал жизнь не только Валентине, но его ребенку.
– Так-то оно так, но у Павла явно что-то с психикой, – вздохнула я. – Жизнь посвятить мести?
– Меня другое волнует, – озабоченно призналась Алина. – Допустим, у Павла были претензии и к Кудрявцеву, но Коровин здесь при чем? Ах, ладно, семь бед один ответ. Вот он, дом Комиссарова.
Алина остановилась перед старенькой панельной пятиэтажкой. Подъезд был грязный, с выбитыми окнами на лестничных клетках, благоухающий кошачьими ароматами.
«Дом для неудачников», – подумала я и, задержав дыхание, вслед за Алиной стала подниматься на третий этаж.
Павел открыл дверь только после третьего звонка. Он едва держался на ногах.
– Кого я вижу? Ко мне? – он осклабился в подобии улыбки.
В лицо повеяло спиртным амбре. Мои подозрения в том, что он пьян, подтвердились.
– Пройти можно? – смело спросила Алина.
А я испугалась и пожалела, что мы пришли сюда, никого не предупредив. От трезвого Павла можно было ожидать чего угодно, а с пьяного вообще какой спрос?
– Милости прошу, – с трудом выговорил он. – Можете не раздеваться. У меня холодно.
Это было заметно. В квартире гулял ветер. В комнате, в которую он нас пригласил, одна створка окна была открыта настежь. И это в конце марта!
Обстановка в квартире была более, чем скромная: старая стенка, диван, застеленный куском бардового плюша и стол, заставленный пустой тарой из-под водки.
– Что отмечаем? – спросила Алина, косясь на батарею пустых бутылок.
– Не отмечаю, а поминаю, – с улыбкой ответил Комиссаров. – Впрочем, разницы большой нет. А вы собственно кто? – вдруг спросил он.
«Парень допился до белой горячки», – решила я и уже хотела ему напомнить, где мы с ним не так давно встречались, но не успела. Меня опередила Алина:
– Кто? По вашу душу пришли!
– А у меня нет души! – пьяно хихикнул он.
– Весьма вероятно, – кивнула Алина.
– А вы откуда? Оттуда? – он возвел палец к потолку. – Или оттуда? – ткнул им в пол.
«У парня крыша поехала окончательно, – отметила я. – Впрочем, чему я удивляюсь? Стольких людей на тот свет отправил». На всякий случай я включила мобильный телефон в режиме диктофона. В бреду, иной раз, и правду говорят.
Алину вопрос Павла несколько озадачил. Решив пьяному не перечить, она подвела глаза к потолку и скромно намекнула:
– Мы оттуда, вершим суд совести. Присаживайтесь, – Алина указала взглядом на диван.
Павел словно девица присел на краешек, сложив руки на коленях. В его поведении было столько странностей, что я, опасаясь агрессивной реакции, не стала садиться на диван, а выбрала место в глубине комнаты. Алина же села напротив Павла, поставив стул в центре комнаты.
– Мы вас слушаем. Вы на суде совести, значит надо говорить только правду, – предупредила моя подруга, вживаясь в роль небесного судьи.
– Да-да. У этих людей совести не было, а я хотел, чтобы все было по совести. За что они так с нами? Со мной, с мамой? – сумбурно заговорил Павел.
– Давайте по порядку, – ласково предложила я. – Кто причинил вам и вашей матери вред?
– Он, они, все. Мы хорошо жили – вдвоем. Нам никто не был нужен, но появился он – и все закончилось, полетело в тартары, разбилось на мелкие кусочки. Я перестал быть нужным маме. Для нее существовал только он, а он ее бросил.
– Кто он? – уточнила я.
– Бабенко. Его тоже Павлом звали. Мама очень переживала разрыв, плакала, но все еще надеялась на хороший исход. А один раз пришла домой мрачнее тучи и сказала, что ее будут судить. Она его ударила, а он пошел и написал на нее заявление в милицию, якобы у него травма головы и сотрясение мозга.
– Такие серьезные увечья могла нанести хрупкая женщина рослому мужчине? – не поверила я.
– Бабенко выглядел на судебном процессе героем, рассказывал, как она его била, а он молча сносил удары, не вправе поднять на женщину руку. Маме дали два года условно. Она вернулась домой, а наутро ей стало плохо. На «скорой» ее увезли в больницу. А дальше в ней как будто что-то надломилось. Она стала пить. Однажды к нам пришли незнакомые люди и сказали, что мамы больше нет: ее сбила машина. Водитель не виноват, потому что мама была очень пьяная. Почти сразу после похорон меня отправили в детский дом. Мне очень там было плохо, практически полгода я ни с кем не разговаривал. Меня никто не понимал, не слышал и не слушал. Я был один в толпе. Бессонными ночами я придумывал, как выйду из детского дома и отомщу им всем. И в первую очередь Бабенко, этому рафинированному мерзавцу, чье лицо долгие годы стояло у меня перед глазами. Я выжил, принял условия игры, понял, что надо делать, чтобы не ты шел за толпой, а толпа шла за тобой. Представляете, я даже стал зарабатывать на этих дурачках деньги, – похвастался он.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 66
