Билли опустилась на колени перед собаками и принялась что-то им напевать. Что-то похожее на колыбельную, но на немецком. Собаки стояли на месте, внимательно глядя на Билли. Не прекращая напевать, она достала из сумки два поводка со скользящим узлом и велела мне надеть их на собак.
– Без моей команды Хайди и Гюнтер тебе ничего не сделают.
– Значит, это твои собаки.
– Это сами себе собаки. Я принадлежу им точно так же, как они принадлежат мне.
– Sitz, – скомандовала Билли.
Обе собаки сели.
– Pass auf.
Собаки глухо зарычали.
Билли убрала пистолет в сумку.
Эти собаки были натасканы на травлю. Я учила немецкий в школе, и моих знаний хватило на то, чтобы понять, что вторая команда означала «охранять». Я надеялась, они не ждали команды Reeh veer, «взять». Теперь я знала, кто убил Беннетта. Если эксгумировать его тело, то следы укусов на нем совпадут со следами зубов именно этих собак.
Я быстро прикинула варианты спасения. Численное преимущество было явно не на моей стороне, поэтому оставалось лишь два пути: попробовать достучаться до Билли, чтобы она увидела во мне человека, или бежать и спрятаться в безопасное место, если я сумею добраться до безопасного места за пять секунд. Первый вариант отпал сразу – с ней такой номер не пройдет. Второй вариант, может быть, и сработал бы, если бы я думала не так долго. Билли велела мне открыть третью клетку. Я подняла глаза на табличку над клеткой и прочитала в мерцающем свете неисправной лампы «ОСТОРОЖНО – ЗЛАЯ СОБАКА» большими красными буквами.
– Морган, это Готти, – развязно проговорила Билли. – Ему три года, и его держат здесь за нападение на человека. Готти, это Морган, женщина тридцати лет, которая оказалась здесь потому, что не видела того, что происходило у нее под самым носом.
Готти глухо зарычал. Надо отдать ему должное, он почувствовал темную энергетику Билли, и она ему не понравилась. То есть мне так показалось, пока я не уловила краем глаза, что двое догов сдвинулись с места. Билли не давала им голосовой команды подойти ближе. Она крикнула:
– Sitz!
Один дог сел сразу, а второй обошел Билли и сел у нее за спиной. Готти принялся облаивать троицу, расположившуюся перед входом в его клетку.
Билли велела мне войти в клетку. Кровь закипела от выброса адреналина. Нет, я так просто не сдамся. Мне есть что терять. В последнюю долю секунды перед тем, как забраться в клетку и захлопнуть за собой дверь, я сорвала сумку с плеча Билли.
Теперь у меня был пистолет. У меня были ключи. Я заперла клетку изнутри.
Наступила странная тишина – другие собаки в вольере прекратили лаять, словно почувствовав, что расстановка сил переменилась.
Готти стоял рядом. Чтобы забраться в клетку, мне пришлось скрючиться, и пес возвышался надо мной. Но внутри можно было выпрямиться в полный рост. Я шагнула к дальней стене, подальше от решетчатой двери.
– Хорошая собака, хорошая, – повторяла я вновь и вновь, как заклинание.
Готти был крупным полосатым питбулем с ушами, купированными слишком близко к голове. Из ушей пахло дрожжами – явный признак инфекции.
Я запустила руку в сумку Билли и схватила пистолет. Но Готти не стал нападать. Я вытащила из кармана сотовый телефон и набрала 911.
– Говорите, я слушаю, – сказал женский голос.
– Мне нужна помощь. Я в муниципальном приюте для бездомных животных. На Сто девятнадцатой улице, у реки.
Связь прервалась, но я не знала когда – до того, как я назвала адрес, или все-таки после. Впрочем, Билли об этом не знала.
– Я в четвертом вольере, – сказала я в отключившийся телефон. – Женщина с двумя травильными собаками держит меня в заложниках.
Я говорила все это, глядя на Билли в упор. Услышав последнюю фразу, она закатила глаза:
– Ты сама там заперлась.
– Пожалуйста, поторопитесь, – сказала я в трубку.
– Готти, я в тебе разочаровалась. Ты совсем не стараешься.
Билли вела себя так, словно я не целилась в нее из пистолета.
– Полиция уже едет.
А что мне еще оставалось? Только блефовать.
– Здесь нет связи. Сигнал не ловится.
Билли уселась на пол по-турецки, как в тот день, когда мы с ней кормили Тучку и Джорджа.
– Кстати, у нас еще не было случая обменяться впечатлениями о Беннетте, – проговорила она легким, беспечным тоном. – Ты изучала мужчин, которые манипулируют женщинами, но интереснее и веселее – когда женщина манипулирует мужчиной, который манипулирует женщинами.
– И что тебе это давало? – Мне действительно было любопытно.
– Что мне это давало? Он меня забавлял. С вашей помощью. В смысле, всех вас. Ты даже не представляешь, как возбуждает такая близость. Это привязанность первой степени, предельное единение. Мы ничего не утаивали друг от друга. Не осуждали друг друга. Ну, пока он не стал превращаться в тряпку.
Доги пугали питбуля. Шерсть у него на загривке стояла дыбом. Он ощерился и зарычал, хотя никто даже не шелохнулся.
– Сдается мне, что конкретно сейчас перспектива лечь спать у стенки уже не представляется такой страшной. Не обижайся на Беннетта, что он заставил тебя лечь у стенки. Это была моя идея. Собственно, поэтому он и начал меня утомлять: никаких интересных идей. Он только зря тратил энергию и на тебя, и на всех остальных. Когда он перестал потешаться над вами и начал вас защищать, стало как-то совсем уныло. Да, ты взяла из приюта собак. Но из-за тебя их убили.
Нет, это из-за нее их убили. Но сейчас было не самое подходящее время, чтобы обсуждать этот – вопрос.
– Его вдруг потянуло на добродетель. Может, он был не способен к сочувствию и состраданию, но он к ним стремился. Мальчик переусердствовал – назвал это «любовью» и позвал замуж всех вас.
Я все еще целилась в Билли из пистолета, но рука уже начала уставать. Билли это заметила. Я привалилась спиной к стене. Готти стоял совсем близко, буквально в нескольких сантиметрах от меня.
– Ты хочешь знать, что случилось в то утро? Я тебе расскажу. Его нежные чувства к тебе не помешали ему пригласить меня в твою постель. Но его не обрадовало, что я привела с собой Хайди и Гюнтера. Я сказала, что у них на сегодня запись к ветеринару. Сказала, чтобы он закрыл твоих собак в ванной – и все будет нормально. Вообще без проблем. Но проблема возникла: у него не встал. Это во‑первых. И он обвинил в этом меня. Я такая-сякая, и то не так сделала, и вот это, и привела ублюдских собак. Ублюдских собак. Они сидели в коридоре, у двери в спальню. Я встала с кровати, оделась… а Беннетт так и не извинился.
Готти обнюхал пистолет у меня в руке и тут же утратил к нему интерес.
Билли ответила на мои вопросы. На все, кроме одного: придется ли мне ее застрелить.
