В это же время снялась с якорей дунайская флотилия и, построив корабли в две боевые линии, бесшумно подошла к крепости. Впереди скользили по ночным волнам сто черноморских казачьих дубков и плотов с десантниками. За ними двигалась вторая линия: плавучие батареи, лансоны, бригантины и сдвоенные шлюпки. Эти суда, нацелив орудия на турецкий берег, ожидали команды начать шквальный огонь, чтобы прикрыть высадку десанта.
Гренадеры Василия Зюзина заняли исходную позицию в узкой, поросшей кустарником балке. Здесь сосредоточились части шестой колонны.
Солдаты, лежа на обрывистом, покрытом прошлогодней травой склоне, чутко вслушивались в тишину уходящей ночи.
До Зюзина долетел солдатский шепоток:
– Слышишь, как басурманы зашевелились… Видно, беду учуяли…
Но как ни напрягал слух Василий, он не мог ничего уловить. Лежащий рядом с ним Громов пояснил:
– Вы, ваше благородие, прислоните ухо к земле, то и услышите, как она говорит. Неспокойно в стане врагов, неспокойно…
Василий так и сделал. Снял каску, приложился ухом к влажной земле и услышал далекий, похожий на грохот прибоя, неясный гул, который шел со стороны крепости. Было похоже, что земля и впрямь «заговорила», как бы предупреждая о том, что враг не спит, что и он готов к битве. Зюзину представилось, как тысячи турецких янычар, обозленных, с наточенными обнаженными ятаганами бессонно ожидают их, русских солдат.
И вдруг совсем рядом он услышал быстрые шаги. Поднял голову и увидел прямо над собой знакомую коренастую фигуру человека в белом кафтане. Зюзин узнал генерал-майора, командующего шестой колонной, Михаила Илларионовича Кутузова. Василий впервые видел его так близко, как сейчас.
Зюзин вскочил, вытянулся перед генерал-майором и хотел было, как положено, отрапортовать, но тот, положив ему руку на плечо, спросил:
– Слушали противника?
– Так точно, ваше превосходительство!
– Не спится басурманам?
– Бодрствуют…
– Так мы их сейчас успокоим. Успокоим, – повторил Кутузов. В голосе его звучала уверенность и вместе с тем насмешливость.
Он снял руку с плеча Зюзина и в сопровождении двух адъютантов неторопливым шагом пошел в расположение соседней роты.
Василию стало легко на душе от этих неторопливых шагов и уверенности, которая прозвучала в голосе Кутузова.
И противник, что притаился совсем недалеко, в трехстах саженях за крепостной стеной, показался нестрашным.
Через некоторое время в вышине вспыхнул дрожащий огонь второй ракеты, и мимо гренадеров, пересекая балку, бесшумно двинулась вереница теней.
– Навалом идут бугские егеря. Им штурм начинать… – сказал лежащий неподалеку от Зюзина Травушкин.
Василию послышалась в его словах скрытая зависть.
– А ты не сетуй! – сказал другой солдат. – И до нас дело дойдет. Даром, что резерв…
– Резерву завсегда более всего достается.
– Тише, братцы, раскудахтались, – прикрикнул на них ефрейтор Громов. – Солдат, самое первое дело, молчать должен. – Но сам не удержался и добавил: – Нам нынче и впрямь бугцев выручать придется.
Совсем близко от Зюзина, тяжело дыша, быстро прошел невысокий офицер. Несмотря на темноту, Василий сразу узнал в нем командира егерей бригадного генерала Рибопьера.
Тот, видимо, услышал разговор гренадеров и бросил на ходу:
– Ошень похвальный мысль… Зольдат всегда долшин виручать другой воин. Всегда виручай друг друга, ребьята!
– Так точно, ваше благородие!
– Завсегда выручим… – раздались возгласы.
Рибопьер, подняв руку, как бы прощаясь, исчез в темноте. А вслед ему несся шепот гренадеров:
– Хороший бригадир!
– Даром, что хранцуз…
– Не француз, а швейцарец, – поправил Зюзин.
– Все одно, ваше благородие, хороший. Без страха идет…
– Верно. Друг он русским. Свой.
Зюзину невольно вспомнился Хурделица. Видимо, Кондрат сейчас, как и он, Василий, нетерпеливо ожидает грозного часа…
Наконец, в небе, возвещая о начале штурма, сверкнула третья ракета. И не успели растаять ее зеленоватые искры, как гулко ударили пушки дунайской флотилии.
Зюзин почувствовал, как задрожали вокруг и земля, и воздух. Орудийные выстрелы на мгновение выхватили из тьмы высокие угрюмые стены султанской крепости.
Атака
Атака Измаила началась во всех направлениях почти одновременно. Лишь нетерпеливый генерал-майор Борис Петрович Ласси повел на штурм свою вторую колонну минутой раньше, чем было приказано.
Стрелки второй колонны под градом ядер и картечи лихо преодолели ров и открыли прицельный огонь по десятипушечному угловому бастиону Мустафы-паши. Большая часть защитников бастиона была сразу убита или ранена их меткими пулями. Уцелевших охватила паника. Пользуясь замешательством противника, приземистый рыжеватый секунд-майор Неклюдов стремительно поднялся по штурмовой лестнице на высокий земляной вал. За ним хлынули на бастион стрелки. Навстречу им – янычары с обнаженными ятаганами. Турецкий офицер выстрелил из пистолета в грудь Неклюдову. Стрелки подхватили тяжело раненного командира, заслонили его от кривых янычарских клинков. На помощь им подоспели егеря во главе с юным прапорщиком Гагариным. Штыками очистили они бастион от турок. И впервые над Измаилом взвилось в синем утреннем полумраке пробитое пулями боевое знамя Егерского полка.
– Начало сделано! – крикнул отважный Ласси и послал к Суворову ординарца с донесением, что вторая штурмовая колонна проникла в турецкую крепость.
Весть эта обрадовала Суворова, с нетерпением наблюдавшего до этого за багровыми вспышками пламени, объявшего крепость.
Выслушав ординарца, командующий обернулся к офицерам, которые грелись у костра. Среди них Александр Васильевич увидел высокопоставленных особ, прикомандированных к его штабу самим Потемкиным: белокурого юнца, сына принца де Линя; остроносого и близорукого Дюка де Ришелье, прозванного солдатами «индюком на вертеле»; бледного, страдающего от флюса Ланжерона; долговязого полковника соглядатая самого светлейшего барона Закса.
Обращаясь к ним, он озорно воскликнул:
– Смотри-ка! Сам Ласси, помилуй бог, научился воевать по-нашему, по-русски. Молодец!
«Фазаны», как называл своих титулованных адъютантов Суворов, в замешательстве переглянулись. Все они, ярые поклонники линейной тактики прусского короля Фридриха II, советовавшего избегать всяких штурмов, были поражены. Ведь тот, кто добился сейчас успеха, генерал Фридрих-Мориц Ласси, или Борис Петрович, как его называли в русской армии, еще недавно считался одним из ярых приверженцев линейной тактики.
Еле сдерживая закипевшее в душе раздражение, барон Закс сердито процедил сквозь зубы:
