— Насчёт КПД — это долго объяснять, да и не могу, уж прости, уважаемый Марек. Про него никто из моего цеха рассказывать посторонним не имеет права, ибо тайна великая!
— Ладно, коли так… Но плинфы-то в Жатеце всё едино нет! Так что думай сам: либо возведу тебе печь сводчатую, либо вовсе никакой. Ты заказчик, тебе решать!
"Чёрт, что за плинфа такая, что без неё никак простую плиту смастерить невозможно?"
— Да кто ж знает-то? Поблизу, вроде, никто не делает… В златой Праге есть мастера, да ещё во Вловицах, пожалуй, лепной сарай стоял, але Вловицы те ещё далее… Далеко это, навряд ли кто из купцов возьмётся доставить: плинфа-то даже тёсаного камня дешевле, ибо из глины лепится, а веса в ней не менее, чем в камне будет. Торговцу выгоднее в ладью товар весом пониже, а ценой поболее загрузить, а не глину обожжёную из конца в конец Богемии туда-сюда возить.
— Так, погоди немного, мастер! Что-то не пойму, эта твоя "плинфа" — обычный кирпич, что ли? Из которого дома строят?
Долго ещё продолжалась наша беседа, не раз и не два тёмное пиво наполняло кружки, да и миса с мочёным горохом показала дно. Однако любой содержательный спор всегда имеет решение. Так и тут: мне всё-таки удалось уболтать мастера Марека на изготовление заказанной дровяной плиты и мощение битым камнем пола в трактире и части улицы перед входом в дом Костековых. Со своей стороны пришлось пообещать, что разорюсь на заказ в Праге малой исады с плинфой, которая, как выяснилось, действительно была тонким длинным кирпичом ручной лепки, и дополнительную железную плиту: старый мастер всерьёз вознамерился поставить вторую "чудо-печь" у себя дома. Что ж, улучшения в трактире стоят, конечно, дороговато, но они того стоят. А куда деваться? Моё заведение должно быть весьма респектабельным местом, которое станет модно посещать у достаточно небедных клиентов, а не припортовым притоном, провонявшим тухлой рыбой и скисшим пивом: в таком "кабаке" много не заработаешь, хоть разорвись! А деньги мне понадобятся не маленькие: иначе не удастся финансировать даже минимальный технический прогресс в отдельно взятом средневековье…
КНЕДЛИКИ, ЛИРИКА И "КОНТРАМАРКИ"
Обратно в Жатец я вернулся вечерней зарёю. Повезло: стража уже закрывала ворота. Явись я позже — и пришлось бы либо ночевать под крепостным валом, либо бросить маштака и с риском получить в голову камень из пращи пытаться в темноте форсировать его там, где стена ещё не была достроена на должную высоту. Ни тот, ни иной вариант меня совершенно не радовали, что же до попытки стимуляции доблестных охранников некоторой суммой — это вообще не обсуждалось: судя по рассказам аборигенов, ночью городские ворота не открывались даже для коронованных особ, что уж говорить о скромном трактирщике-иноземце.
Вновь оставив конягу на попечение слуги "U zastavy", быстрым шагом за четверть часа добрался до своего обиталища. Что вы хотели: во всём городе если наберётся две тысячи домов — уже неплохо. Даже Праге, по слухам, их и сейчас не более пяти тысяч, считая церкви с часовнями, а она, как-никак, считалась столичным городом на протяжении столетий!
Дом встретил меня административным правонарушением. Наплевав на цеховой запрет готовить пищу после вечернего колокольного звона, пристроившиеся за столом Зденко с Дашей вовсю лепили кнедлики.
Вернее сказать, лепила Дашка, шустро формовавшая явно повторно подошедшее тесто в "колбаски" и суровой ниткой со скоростью лопастей вентилятора оттяпывавшая от них собственно кнедлики. Зденек ссыпал в котелок с бурлящим солёным кипятком тестяные кусочки, периодически вылавливая из рядом висящего казанка с помощью привязанной к длинной палке деревянной ложки готовый продукт, который и выкладывал на глиняное блюдо. Учитывая, что на лавке прикрытые холстиной стояли уже две полных мисы, процесс "кнедликования" явно шёл уже не первый час.
— Бог в помощь! Что-то вы нынче припозднились: добрые христиане спать ложатся, а вы, похоже, трапезничать собрались? Смотрите, оштрафуют меня из-за вашего куховаренья!..
Молодёжь отреагировала на моё появление весьма активно: Зденек, уронив ложку прямо в котелок с варевом, радостно вопя нечто приветственное? кинулся помогать мне снимать плащ, одновременно исхитрившись подсунуть взамен грязных берцев валяные шерстяные "копытца". Дашка, резво поднявшись со скамьи и торопливо поклонившись, стояла потупившись, судорожно отирая фартуком тесто с пальцев. Не, ну нормальная реакция? Вот не ожидал…
— Э, ребята, вы это чего вдруг? Приступ чинопочитания и аксакалолюбия? Так я покамест не совсем аксакал — белой бороды не отрастил, да и никакой иной тоже…
— Але пан мастер шутит?
— Шучу, шучу. Но всё равно — переобуться я и без посторонней помощи способен, не старик, чай. Лучше вы мне всё же на вопрос ответьте: с чего вдруг после заката принялись кнедлики стряпать-то? В братстве узнают — не вас, а меня оштрафуют…
Данка вновь почтительно склонила голову:
— Пане Макс, не тревожьтесь! То матушка повелела в запас кнедликов наварить и прокоптить, из той муки, что на Зденковы ученические грОши купила. Аще пана мастера дома нет, а очаг пустует… Вот только смала не поспели.
"Так-так, понятненько… Что ни говори, а съёмное помещение есть съёмное помещение. Хозяйка считает себя вправе распоряжаться им по своему усмотрению. Вот только в наше время утверждалось, что всему виной остатки советского менталитета. Врали, выходит. Ну, да по телеящику правду вообще редко услышишь, а если когда и мелькнёт — так сдобренная ложью как "оливье" майонезом".
— Ладно, допустим. Но отчего, в таком случае, мой ученик — а Зденек, после заключения договора, в первую голову мой ученик, и лишь во вторую — твой брат, — занимается не своими прямыми обязанностями, а кнедликами?
— Так ведь, пан мастер, я всё переделал, что велено было! Ещё до литургии переделал!
"Да, зря на пацана нарычал… Неудобно даже. А что делать? Чтоб служба мёдом не казалась — не одними пряниками, в смысле кнедликами, кормить"…
— Так. Добро. Что всё переделал, за то хвалю. Рассказывайте, что тут без меня было? Сосед не заходил со сковородками?
— Какой сосед? Их же много…
— Да Липов-кузнец, что рядом с нами живёт, какой же ещё.
— Нет, не заходил. Проходимцы какие-то заглядывали, всё кожаные ярлыки клянчили. Ну, да мы их отворотили, сказали, что без вас — ничего не дадим.
"Блин горелый! Про актёров-рекламщиков я и забыл! Вот же ж башка дырявая!"
— А они, те, которые за ярлыками приходили, ничего не оставляли для меня?
— Верно дело, всё норовили какой-то горшок оставить, але ж мы не приняли: кто их ведает, что в той посудине! Не дай Господь — зелье наговорное аль ещё какая погань.
