После недолгих расспросов встреченных седлаков поиски мои увенчались, наконец, успехом. Марека удалось застать на его подворье, где тот занимался изготовлением деревянных лопат. Судя по внушительному их количеству, полуметровой грудой возвышающемуся у стены сарая, шанцевый инструмент планировалось отвезти к кузнецу для оковки железом, после чего распродать. Несмотря на солидный возраст — выглядел он лет на шестьдесят, если не больше — старый каменщик был могуч, как ствол столетнего бука. Весьма солидного размера нож и тесло казались в его пальцах детскими игрушками из набора "Сделай сам". Нежданного гостя он встретил вполне приветливо: за редким исключением славяне чем сильнее, тем добрее к людям:
— Слава Йсу! Заходи, гостем будешь, коли добрый человек!
— Во веки веков! Ты ли мастер Марек, про которого говорят, что знатно с камнем работает?
— Ну, коли родитель мой был Марек, матушка покойная — тоже Марекова, стало быть, я не иначе зовусь. А что люди говорят — то им виднее. Охулки на мою работу до сих никто не клал. Проходи в дом, тераз поснедаем, что Бог даровал…
Встав со здоровенного бревна, мастер Марек вонзил в него тесло и нож, отряхнул домотканые порты и рубаху и, приглашающе махнув, зашагал к избе. Разумеется, я последовал за ним.
Внешне крытая дранкой бревенчатая изба выглядела небогато, хотя и выделялась среди большинства других домов села торчащей над крышей печной трубой. Зато внутри каждому становилось ясно, что хозяин — человек достаточно зажиточный и мастеровитый.
В центре единственной горницы находилась печь той же "муравейникоподобной" конструкции, что и в бенедиктинском монастыре, разве что несколько меньших габаритов. Рядом с источником пищи и тепла стояли мощный, но довольно изящно изготовленный стол с парой лавок и здоровенный короб кровати с закреплённым на высоких столбиках пологом из мешковины. Эдакая кровать по карману далеко не каждому мастеру-ремесленнику или купцу — а уж в доме простого селянина я никак не ожидал её встретить. На полу из тёсанного горбыля, вымощенного, впрочем, у печного зева булыжниками, ближе к стенам горкой лежат мешки с зерном, капустой и репой. Под окном — здоровенныё то ли сундук, то ли комод, покрытый рядниной. Одна из стен украшена распяленной волчьей шкурой со здоровенным чёрным распятием над нею, на противоположной на вбитых в пазы меж брёвен деревянных шипах аккуратно развешены инструменты. Отдельно от них красуются плетёный ивовый щит, копьё с потёртым красным ратовищем и полукруглый железный шлем с приклёпанной бармицей. Видно, не всегда мастер Марек тесал камень: пришлось и оружие в руках держать…
По-хозяйски расставив на столе "тару" и миску мочёного гороху, старый каменщик прихватил стоявший за дверью ведерный бочонок и, выдернув из днища чоп, направил кисло пахнущую струю тёмного пива в высокие глиняные кружки.
— Гость в дом — Бог в дом! Угощайся, чем Бог даровал за труды наши.
— Будь здрав, хозяин ласковый!
Отхлебнули пива, жевали по щепотке гороха.
— Я - Макс Белов, из жатецкого братства Святого Лаврентия. Пришёл к тебе, мастер, по важному делу.
— Братство Лаврентия, говоришь? Ну-ну… Зачем это я пивоварам занадобился?
— Насчёт пивоваров не скажу, а вот трактирщики нужду в твоём искусстве имеют. Вернее сказать — один из трактирщиков.
— Ты, что ли?
— Ясное дело, я. Новый трактир открываю. Печь мне нужна, а на будущее, вероятно, ещё одна, побольше.
— Печь добрая — штука дорогая. Очаг-то подешевле ценою будет…
— Не, очаг мне не нужен. Видал твоей работы печку у бенедиктинцев, вот то — славная вещь! А очаг обыкновенный только дым да сажу по дому разносить годится.
— И то правда. Если в цене сойдёмся — так отчего бы и не сложить-то?.. А велика ли нужна тебе?
— Велика. Да вот, сам взгляни.
Перегнувшись через стол, я протянул каменщику записную книжку, в которой ещё во время пребывания в монастыре занёс схему печной конструкции. После некоторых размышлений о неудобстве постоянного "ныряния" в горячий зев печи, она была доработана в эскиз дровяной плиты, наподобие тех, что до сих пор стоят на летних кухнях старых куреней в казачьих станицах. Готовить на такой, конечно, не так быстро, как на газовой, что и понятно — пока растопишь, пока прогреется как следует — зато для своего класса аппарат достаточно экономичный и "всеядный": топить можно чем угодно, от кукурузных будыльев до сухого кизяка.
Размеры на эскизе я поставил "в локтях", условно разделив привычный метр напополам. Смутно припомнив, что арабские (они же — индийские) цифры вкупе с десятичной системой в Европе достаточно долго были неизвестны, рискнул использовать римские. Кто его знает, этого старика: авось и разберёт…
Старый каменщик оказался человеком знающим. Минуты две он, шевеля губами, всматривался в эскиз, после чего поднял косматую голову и произнёс ёмко:
— Не возьмусь.
— Почему? С оплатой не обижу, честное слово!
— Я и не сомневаюсь. Вот только во всём Жатеце и сотни плинф не купить, это мне доподлинно известно. А тут все шесть потребны. А из камней сводчатую-то печь возвести можно, а за твою иноземщину без плинфы не возьмусь. Не строил таких-то допрежь… Как тепло будет держать, не развалится ль от жара — не ведаю. А я всё привык делать основательно, чтоб не токмо заказчику, но и внукам его всю жизнь служило! Не возьмусь.
Вот так "здрасьте"! За время, что я нахожусь в этом странном средневековье, бывало всякое: и хорошее, и наоборот. Пару раз вообще убить могли, но вот в отказ до сих пор никто не шёл. Даже как-то обидно, граждане-товарищи… Но ведь как ни посмотри, а хорошая печь — это основа кухни, от которой только и "танцевать". Не готовить же мне посетителям на костре, полуобложенном камнем, каковой здесь гордо именуют "очагом"?
— Как же быть, уважаемый? Без печки я как без рук, а другого мастера, который смог бы возвести такую, какую требуется, миль на триста, а то и на пятьсот днём с огнём не сыскать…
— Так чего проще: сложим печь добрую, сводчатую. Мало у какого хозяина такие найдутся. Крюк добрый вмурую, чтоб котёл внутри подымать аль опускать, на сколь потребно. Имеется их у меня запас невеликий. Ежели кузнецам хеллеров не скупясь отмеришь — так и решётку славную добавим. Обойдётся моя работа недорого: не многим поболее четверти пражской марки на твоих харчах.
— За хорошую работу мне монет не жалко: видал твоё творение, славно! Вот только в твоих сводчатых печах, как ни старайся, а много кушаний сразу никак не наготовить. А на той плите, что я нарисовал, с этим гораздо проще: сверху лист железа кованый с крышками-конфорками, чтобы горшки-сковородки ставить, внутри решётка, как в твоих печках, а в дымоходе — стержни, на которых колбасы или сало коптить подвешивают. КПД в разы увеличивается!
— Гм… Вроде толково задумано, хоть и непривычно всё. А "КПД" — что такое?
"Да уж, за языком тут следить надо! Что ж мне теперь: деду этому средневековому школьный учебник физики пересказывать?"
