— Хорошо, пусть Таранис. Так где же мы?
— У меня в спальне. — Он обвел ее рукой, и я посмотрела, куда он показывал.
В этой комнате стены увиты были цветущими лозами и украшены шпалерами плодовых деревьев, гнувшихся под тяжестью урожая. В роскошной зелени сияли и переливались драгоценные камни. Все вокруг было слишком красиво для настоящего — и едва я это подумала, я поняла, что не ошибаюсь. Это иллюзия. Разрушить ее я не пыталась. Зачем? Пусть тратит магию на украшение своей спальни — только на него самого эти фокусы и действуют. Хотя где-то в подсознании я удивилась, как это я так быстро поняла, что зелень ненастоящая?
— А как я сюда попала?
Тут он нахмурился, но ненадолго:
— Я хочу, чтобы ты стала моей королевой.
Я облизала губы, но они так и остались сухими. Попробовать логику?
— Я наследница Неблагого трона. Я не смогу стать и твоей королевой, и королевой Неблагого двора.
— Тебе нет нужды возвращаться в ту клоаку. Оставайся с нами. Ты родилась Благой.
Он наклонился, собираясь меня поцеловать.
Я ничего не могла с собой поделать. Я отпрянула назад.
Он остановился и задумался — похоже, о неприятном. Дураком он не был, это все действие болезни, видимо — уголком рассудка он понимал, что поступает неправильно, но безумие не давало ему это осознать.
— Ты считаешь меня красивым?
Я сказала правду:
— Ты очень красив, дядя.
— Я же просил, Мередит!
— Как угодно. Ты очень красив, Таранис.
— Но ведешь ты себя так, будто я урод!
— Даже если мужчина красив, это еще не значит, что я стану его целовать.
— Если бы тогда в зеркале стражи тебя не удержали, ты бы пришла ко мне.
— Верно.
— Тогда почему ты сейчас отдергиваешься?
— Не знаю.
И это было правдой. Передо мной во плоти лежал мужчина, чья магия даже на расстоянии не раз меня побеждала. А сейчас, с глазу на глаз, он вызывал во мне только страх.
— Я предлагаю тебе все, чего хотела твоя мать. Ты станешь королевой Благого двора и займешь место в моей постели и в моем сердце.
— Я не моя мать, и мечты ее я не разделяю.
— У нас родится красивый ребенок. — Он опять потянулся ко мне губами.
Я села, и мир закачался цветными пятнами. Меня затошнило, головная боль стала непереносимой. Я перегнулась через кровать и меня вырвало. Голова болела так, словно вот-вот взорвется, у меня от боли слезы полились.
Таранис придвинулся к краю кровати, и сквозь слезы я увидела его замешательство, отвращение на красивом лице. Это для него оказалось слишком грязным, слишком настоящим. Помощи от него мне лучше не ждать.
У меня были все признаки сотрясения мозга. Надо было или в больницу, или к истинному целителю — мне нужна была помощь! Я легла на край кровати, прижавшись больной щекой к шелковой простыне, и ждала, чтобы в висках перестало колоть в такт пульсу, и молилась, чтобы тошнота прошла. Когда я перестала шевелиться, стало полегче, но травма все равно сильная. Травма сильная, а я смертная, и не факт, что Таранис это осознает.
Он ко мне даже не прикоснулся. Он потянулся к шнурку звонка — позвать слуг. Вот и отлично, может, они в своем уме.
Кто-то вошел. Таранис сказал:
— Приведи целителя.
— Что случилось с принцессой? — спросил женский голос. Звук пощечины и рык Тараниса:
— Делай что сказано, девка!
Больше вопросов не было, и вообще вряд ли кто-то еще спросит, что со мной такое. Нет дураков.
Наверное, я опять отключилась, потому что следующее, что я помню — прохладная ладонь у меня на лбу. Я осторожно глянула вверх, двигая только глазами. Надо мной стояла женщина, и я должна была знать ее по имени, но никак не могла вспомнить. Золотоволосая, с глазами из колец голубого и серого цвета. От нее мягко веяло чем-то таким, что мне легче стало от одного ее присутствия.
— Помнишь, как тебя зовут?
Проглотив желчь во рту, я выдавила шепот:
— Я принцесса Мередит Ник-Эссус, обладательница рук плоти и крови.
Она улыбнулась:
— Правильно.
Из-за ее спины прикрикнул Таранис:
— Вылечи ее!
— Мне надо ее вначале осмотреть.
— Стража у Неблагих совсем спятила. Они ее убить хотели, лишь бы не дать уйти со мной. Если не им, то никому — так они думали.
Мы с целительницей переглянулись; она прижала палец к губам. Я поняла — или подумала, что поняла. Не стоит спорить с безумцем, если хочешь жить. Я жить хочу. Я детей ношу, мне нельзя умирать.
Пусть Холод ушел, но во мне живет, растет его частичка — и я ее сохраню. О Богиня, помоги мне, помоги отсюда выбраться!
— Цветами пахнет? — удивился чей-то еще, не Тараниса, мужской голос.
— Да, — ответила целительница и еще раз глянула на меня слишком проницательно для моего душевного спокойствия. Она махнула обладателю незнакомого голоса, и он шагнул вперед. Он был высок, светловолос и красив — истинный Благой сидхе. Только без вечной их надменности — она куда-то делась, а вместо нее появилась неуверенность, и даже испуг. Очень хорошо. Дураков мне не надо.
— Помоги мне Богиня, — прошептала я.
Запах роз усилился. По коже лаской пробежал ветерок, пошевелил простыни.
Светловолосый страж посмотрел туда, откуда веял ветер. Целительница посмотрела на меня и улыбнулась, хотя глаза у нее оставались слишком серьезными — такой взгляд на лице врача лучше не видеть.
— Я сильно ранена? — тихо и медленно выговорила я.
— Может быть кровоизлияние в мозг.
— Понятно, — сказала я.
— Но зрачки у тебя одинаковые, это хороший знак.
Имелось в виду, что если бы у меня один из зрачков перестал сокращаться, то я бы умирала. Так что известие и правда приятное'.
Она принялась готовить смесь трав, доставая их из своей сумки. Я не все опознала, но знаний мне хватило, чтобы ее предостеречь:
— Я беременна близнецами.
Она наклонилась ко мне и спросила:
— Какой срок?
— Месяц или чуть больше.
— Тогда есть много ограничений.
— А ты не можешь возложить на меня руки?
— Ни один целитель нашего двора эту способность не сохранил. Правда ли, что при вашем дворе такие остались? — прошептала она мне на ухо, от ее дыхания у меня шевелились волосы.
— Правда, — прошептала я в ответ.
Она ахнула и выпрямилась. На лице у нее появилась улыбка — новая, довольная. Запах роз стал отчетливей; я боялась, что от их аромата тошнота усилится, а она наоборот, почти прошла.
