В руках у докторши появились тонкие крючки на длинных железных ножках. Она засунула крючок мне в левую ноздрю, а рукой нежно обхватила мой затылок. Хрусть! Пока я не опомнился, Ирина Алексеевна повторила операцию с правой ноздрёй. Тут пошла работа! Появились катетеры, шприцы, пластыри… Через пять минут я, слегка обалдевший, вывалился из смотровой братом-близнецом давешних людей-киборгов. На посту меня огорошили:
— Мест в палатах пока нет, — медсестра листала какой-то журнал. Замаячила перспектива полежать в коридоре. — Поместим вас в люкс. Временно.
В люкс, так в люкс. Где наша не пропадала!
Люкс представлял собой настоящую просторную двухкомнатную квартиру. В зале стояла кожаная мебель и огромная плазма. В спальне раскинулась шикарная кровать с пультом управления. На стене висела плазма поменьше. В душевой при желании можно было проводить скромные сельские дискотеки. Довершала это великолепие небольшая кухонька с микроволновой печкой, электрочайником и компактным холодильником.
— Номер считается одноместным, — сообщила сопровождавшая меня сестра-хозяйка. — Поэтому, ключ один. Сейчас привезут после операции подселенца. Будете лежать вдвоём. Ключ как-нибудь поделите.
Не успел я подивиться внезапно свалившейся на меня роскоши, как в палату вкатили спящего дедушку. Его разместили в зале, так как я предусмотрительно занял чудо-кровать в спальне. Пока сосед, постанывая, отходил от наркоза, я переоделся в тренировочный костюм и отправился в душевую раскладывать на полочке над раковиной бритвенные принадлежности. Из небольшого зеркала на меня уставился растерянный тип из ноздрей которого торчали пластиковые трубки, для удобства приклеенные к небритым щекам полосками пластыря. Меня поразило сходство с канонической фотографией Сальвадора Дали. Только эффектно закрученные усы заменяли те самые трубки-катетеры.
Тем временем, медсестра привезла треногу с капельницей, предназначавшейся дедушке. Тот уже окончательно пришёл в себя и с нескрываемым ужасом уставился на бейджик, украшавший соблазнительную грудь медицинского работника. Выражение ужаса не покидало лица моего соседа все те полчаса, пока в его вену вливался некий раствор.
Как только процедура закончилась, он схватился за мобильник.
— Дуся! — дедуля зашептал театрально-трагическим шепотом. — Катастрофа! Да нет, со мной всё в порядке! В порядке, говорю! Тут мне только что капельницу ставили! Ка-пель-ни-цу! Ну да! У девушки на груди табличка пришпилена. Так на ней написано — «платная медсестра»! Понимаешь, платная! Видать, денег запросит! Откуда мне знать, сколько! Может много. А у меня с собой — сто рублей. Что делать?
Я поспешил успокоить разволновавшегося соседа:
— Не платная, а палатная. Должность у неё такая. Есть процедурная медсестра, есть операционная, а эта — палатная.
Дед с облегчением вздохнул.
— Вот, зрение проклятое! Чуть до инфаркта не довело! Меня Иваном Максимычем кличут.
— Андрей.
Ивану Максимычу удалили какую-то опухоль на голосовых связках.
— Вы певец?
— Фрезеровщик я бывший. Сейчас на пенсии. Дочка, дай Бог здоровья, сюда устроила. Она слыхала, здесь по городу лучшее отделение ухо-горло-носа.
Выяснилось, что дедуля тоже испытал шок при виде хором, в которые его утром поместили.
— Думал, неужто о пенсионерах, наконец, заботиться стали. Оказалось, в обычных палатах всё занято. Сколько же здесь койко-место стоит? Небось, рублей пятьсот в день?
Дверь открылась и та самая платная-палатная сестричка привезла треногу уже для меня. Она расслышала последний вопрос деда.
— Пятьсот? Девять тысяч в сутки не хотите?
Нижняя челюсть Иван Максимыча с лязгом ударилась о его же грудь:
— Да как же…
— Не бойтесь, дедушка! — усмехнулась медсестра. — На вас не распространяется! Вы же вдвоём в одноместном номере. А завтра вам ещё одного подселят. Будете на троих соображать.
— Тут и впятером не тесно! — заметил я.
Капельницы и уколы я переносил спокойно, а вот с промыванием моих носовых пазух через катетеры возникли непредвиденные сложности. Ирина Алексеевна обнаружила в лабиринтах моей носоглотки какое-то мерзкое новообразование, именуемое полипом. Этот полип активно мешал плановому течению процедур. После короткого консилиума, было принято решение сжечь гадину лазером. Даже самый брутальный мужчина в подобной ситуации превращается в испуганного ребёнка и обязательно задаёт доктору вопрос:
— Скажите, а это больно?
— Что вы! — отмахнулась Ирина Алексеевна, но, тем не менее, предложила мне подписать бумажку, в которой говорилось о том, что я добровольно соглашаюсь на пытку лазером.
На следующий день доктор зашла за мной перед обедом:
— Андрей Александрович, спускайтесь на третий этаж, в отделение урологии.
— Урологии?
— Ну да, урологии. Там находится лазерная установка.
«Надо же, какая связь!» — подумал я, почесав нос.
Поскольку Ирина Алексеевна побежала за какими-то бумагами, я решил не спеша прогуляться по больнице. Миновав несколько этажей и отделений, я порадовался, что лежу именно в ЛОР-отделении (если в данном случае вообще уместна радость), так как оно выгодно отличалось свежим ремонтом.
Табличка «Отделение урологии» располагалась над входом между двумя подозрительными дверями. На одной готическими шрифтом была изображена интимная надпись «Клизменная». На ручке двери болталась картонка с двусмысленным призывом «свободно». Другую дверь украшало таинственное слово «бельесброс», навевающее прозрачные ассоциации с шекспировским Фортинбрасом. Левее бельесброса располагалась лаборатория. Рядом, на стенке кто-то укрепил загадочную инструкцию для персонала. Называлась она потрясающе: «Методы хранения анализов». Меня, в частности, поразил один из пунктов, посвящённый хранению кала. Он звучал примерно так: «Кал является естественным органическим веществом. Поэтому, его длительное хранение требует воздействия низких температур…» Судя по всему, составитель инструкции был очень рачительным человеком. Действительно, без воздействия низких температур естественное органическое вещество может и испортиться, а это, как ни крути, непорядок!
— Андрей Александрович! — мелодичный голосок Ирины Алексеевны отвлёк меня от изучения замечательного документа. — Нам пора! Не боитесь?
— Сейчас? Конечно, нет! — заверил я доктора. Мы бодро шагали по лабиринтам урологического отделения. — Поначалу, побаивался слегка, не без этого. Но вы меня успокоили. Так что теперь я — смельчак! Ничего не страшусь!
— Напрасно, — перед нами внезапно появился новый персонаж, молодой полноватый человек, на бейджике которого значилось: «Евгений Вениаминович Лисаковский, врач-уролог».
— Что вы имеете в виду? — насторожился я.
— Шутка, — мрачно ответил Евгений Вениаминович. — Располагайтесь в креслице…
