Барбара перестала плакать, но на ее щеках все еще блестели слезы. Ее лицо походило на лицо статуи, влажное после дождя.
— И не сиди как изваяние. Это своего рода жестокость. Вечно ты высказываешь свое мнение, когда тебя об этом не просят. И наоборот, молчишь, когда мне так надо с тобой поговорить. Из-за этого я начинаю тебя ненавидеть. Ты разве этого хочешь? Некоторые женщины становятся подругами для своих матерей. Но, знаешь ли, друзей можно выбирать, а родителей не выбирают. И я думаю, что мы должны быть честными друг перед другом и признать, что мы с тобой разные. Абсолютно разные. Я на тебя не похожа. Копаться в огороде, сидеть перед телевизором, обмениваться сплетнями с тетей Илейн, этой так называемой «подругой» на протяжении сорока лет, — все это не для меня. Неужели ты так и не изменилась за все это время? Боже, ну скажи хоть что-нибудь!
Но ее мать продолжала сидеть с каменным лицом.
— Пожалуй, мне пора идти. — Анна поднялась и потянулась. Она старалась выбрать правильный момент для ухода. Жаль, очень жаль, что все так получилось, — продолжала она. — Но я уже не ребенок, и твои суждения обо мне и о моем образе жизни больше не имеют для меня значения. Сейчас во мне есть уверенность, которая позволяет мне не волноваться о том, что можешь подумать ты. Ты же знаешь, что раньше во время споров я всегда принимала твою сторону. Но я ошибалась. Потому что отцу было, по крайней мере, не безразлично то, чем я занимаюсь. Он заботится обо мне, а не о какой-то надуманной мифической дочери.
— Пожалуйста… Это несправедливо, — прозвучал тихий голос Барбары в тот момент, когда Анна надевала пальто.
Как ни странно, услышав голос матери, Анна почувствовала еще большую уверенность в том, что пора уходить. Выдержав паузу для пущего драматического эффекта, она сказала:
— Это жизнь несправедлива, — и вышла из так называемой «семейной» комнаты.
Стекло на входной двери задребезжало, когда Анна с силой захлопнула ее за собой.
До сегодняшнего момента обычно только отец Анны кричал на ее мать. Дон умолял Барбару, чтобы та сказала ему хоть что-нибудь в ответ.
— Да оживи же ты, наконец, черт возьми! — кричал он.
Анна всегда молча вставала на сторону матери, потому что в любых спорах Барбара была более слабым противником. Анна была нужна Барбаре больше, чем Дону.
В первый момент Анна подумала, что она с легкостью сможет уйти. Но она простояла там еще какое-то время, трясясь и переживая. И только фигура Илейн Квили, которая вышла из парадной двери своего дома и направилась с лопатой в огород, заставила Анну очнуться и пойти на железнодорожную станцию, повторяя по дороге, словно мантру, слова Шона: «Освободись от прошлого. Освободись от своей собственной ноши».
Глава десятая
Им вместе было чрезвычайно комфортно. Сидя на диване, Том чувствовал себя как дома. Несколько секунд спустя они уже смеялись над какой-то телепередачей. Между Томом и Мирной определенно было полное взаимопонимание. Просто созданы друг для друга.
Анна приготовила для них ужин, предварительно купленный в «Маркс-энд-Спенсер». Ужин состоял из трех готовых блюд, которые она приправила готовым соусом из «Уэйтроуз», добавив в него вина, провозглашенного красным вином недели от «Оддбинз». Затем она разогрела «домашний» суп, купленный в местном круглосуточном супермаркете. На десерт она купила какое-то экзотическое сливочное мороженое в пластиковом контейнере, которое, перед тем как подавать на стол, украсила свежезамороженной малиной.
Том зашел на кухню, наполненную кулинарными ароматами.
— Ты хороший повар, — сказал Том, помогая Анне убирать со стола. Мирна пошла в гостиную. — Я сам живу на полуфабрикатах.
— Тогда вчерашний вечер можно считать исключением, верно? Что это было? Бифштекс?
— Да. Свежий бифштекс из «Маркс-энд-Спенсер».
— Понятно. — Анна была слегка разочарована. Они только что поужинали; тем не менее, войдя в гостиную, Том и Анна застали перед телевизором Мирну, поедающую молочно-шоколадное диетическое печенье из пакета. На ее коленях лежал блокнот с разлинованной писчей бумагой.
— Хочешь печенье? — предложила Тому Мирна. — Это заменитель нормальной еды.
— Давай. Спасибо. Что смотрим?
— Церемонию награждения за музыкальные достижения, — сказала Анна, усаживаясь на диван между Мирной и Томом. — Как там она называется?
— Неважно, — рассеянно сказала Мирна с полным ртом печенья. — А вообще полный балдеж. Победитель в номинации «Лучший певец года» только что заявил, что он круче, чем «Битлз».
— Боже, — закатил глаза Том.
— Разве не здорово оказаться одним из этого мира знаменитостей? — мечтательно спросила Анна, наблюдая за тем, как с экрана телевизора яркие, роскошные женщины посылают ей воздушные поцелуи.
— Анна читает слишком много субботних приложений, — сухо сообщила Мирна Тому.
— Это походит на фрагмент какой-то нереальной жизни, — согласился Том.
— Неправда. Мы просто так думаем, потому что мы им завидуем. Я хочу сказать, что та женщина — как там ее имя — кажется, и правду очень милая, — сказала Анна, указывая на «Лучшую певицу года», которая как раз поднималась на сцену за своей наградой.
— Анна, конечно, она милая, — сказала Мирна. — Она красивая, удачливая и окружена бесплатной выпивкой, наркотиками, обожанием и лестью. Нет ничего удивительного в том, что она милая. Я бы на ее месте тоже была милой.
Том рассмеялся, а Анна подумала про себя: «А пока ты ненормальная депрессивная особа, которая нагоняет на всех тоску». Анна не знала, стоит ли ей озвучивать свои мысли. Вильгельм Гроэ предупреждал, что мысли, не высказанные вслух, «расползаются по вашей душе, словно раковые клетки».
— Я надеялась, ты сваришь кофе, — сказала Мирна после того, как закончилась передача. Громкость звука резко возросла во время рекламы пирожных якобы изумительного вкуса.
— Нет, мы мыли посуду. И твою тоже, между прочим.
— Угу, — сказала Мирна, подписывая свое письмо.
Анна думала о своей матери и чувствовала себя виноватой. Она надеялась, что Барбара утешится работой в саду. Сад стал для Барбары способом ухода от реальности. Она заинтересовалась растениями и цветами только после того, как Анна оставила родительский дом.
Однако Анна была вынуждена напомнить себе, что она уже взрослая и, как писал Гроэ, имеет право «покинуть родительский дом и строить собственную жизнь».
Мирна положила письмо на стеклянную столешницу стола. Его поверхность уже треснула во многих местах, трещины походили на разряды молнии.
— Ну, так что, ты сваришь кофе? — спросила она Анну.
— Нет.
— Ну, пожалуйста. Я так устала, — Мирна повернулась к Тому в поисках поддержки. — Я работаю на нее целую неделю. Я ей будто бесплатная прислуга. А варить кофе по выходным — это ее обязанность.
