Вдруг Элиан отшатнулась от него.
– Адельм! – Рыдая, она бросилась к поверженному рыцарю.
Джосу столько всего довелось пережить, что странное проявление любви будущей жены к капитану отряда шерифа его нисколько не взволновало. Он хотел последовать за ней, но к нему подскакал Ник и, остановив коня, спрыгнул на землю. Лицо воеводы почернело от бешенства.
– Богом проклятые горожане! Нам пришлось потоптать их лошадьми, чтобы они дали нам проехать по площади, – выпалил он. Но его гнев сменился радостью, когда он посмотрел вокруг. – Милостивый Бог, ваш отец гордился бы вами. Я готов сию же секунду присягнуть вам на верность.
Джос рассмеялся. Да, отец и вправду мог бы им гордиться. Его сын не только отомстил убийцам, но и остался жив, чтобы взять на себя ответственность, возложенную отцом на его плечи. Теперь Джосу предстояло проследить, чтобы события этого дня нашли достойное продолжение.
– Ник, у нас нет претензий к воинству этого графства, во всяком случае сейчас, когда их шериф мертв. Отправь их обратно в замок и позаботься, чтобы мать-настоятельница прислала врачевательниц перевязать раненых.
– Слушаюсь, сэр, – отозвался Ник и отдал своим людям распоряжения.
Радуясь, что может доверить бразды правления этому надежному человеку, Джос обратил взгляд над Элиан, стоявшую на коленях возле бездыханных тел отца и брата. Ее плечи сотрясались от рыданий. Джос опустился рядом с ней на корточки.
Элиан держала брата за руку, стараясь сдержать рыдания. Раненый рыцарь безмолвно смотрел на сестру. Черты Адельма светились удивительной нежностью. Впервые за все время Джос увидел, как смягчилось суровое лицо капитана.
Чтобы хоть как-то облегчить его страдания, Джос сбросил с груди Адельма мертвого шерифа. Обследовать раны капитана не имело смысла. Лужа крови под ним становилась все шире. Рана, нанесенная сыну отцом, оказалась смертельной. Ему недолго осталось жить.
Джос заметил, что Адельм смотрит на него. Темные глаза умирающего рыцаря светились умиротворением. Джос не испытывал к нему ни злости, ни ненависти. Хотя именно Адельм лишил жизни его отца и сестер. Но благодаря ему Джос остался жив.
– Это был ты, – произнес наконец Джос едва слышно.
На лице Адельма отразилась скорбь, и он почувствовал отвращение к самому себе. Из его груди вырвался стон, пронизанный мукой.
– Твои сестры меня узнали. Они назвали твоему отцу мое имя, – прохрипел он, и на губах у него выступила кровавая пена. Глаза Адельма наполнились грустью. – Я любил их.
Услышав это, Элиан поникла от горя. Джос обнял ее рукой.
С любовью и нежностью глядя на сестру, Адельм перевел взгляд на Джоса и нахмурился. Джос понял, что Адельм хочет задать ему тот же вопрос, что уже задавал в зале Конитропа. О намерениях бастарда по отношению к Элиан.
– Мы поженимся, – сказал Джос.
На лице рыцаря снова появилось умиротворение. Адельм переключил внимание на Элиан.
– Сестра, знай, если бы не ты, в моей несчастной жизни не было бы ничего хорошего, – едва слышно прошептал он, испустив последний вздох.
Глава 27
– Ты не можешь говорить об этом всерьез! Женщины не принимают самостоятельно подобных решений, – возразила мать Герта.
Настоятельница стояла за рабочим столом своего кабинета. От показной безмятежности не осталось и следа. Перед ней на столе лежал свернутый пергамент. Неподалеку от нее в кресле настоятельницы сидела леди Хейдон.
Герта откладывала этот тяжелый разговор до приезда из Конитропа леди Беатрис, ожидая, по всей видимости, от патронессы поддержки. Беатрис, вновь облаченная в полотняный костюм для верховой езды, с тонкой вуалью на голове, утопала в массивном кресле.
– Нет, подобный выбор справедливо возложен не родственников мужского пола, – продолжила Герта тоном, не терпящим возражений, и взглянула на Элиан. – Твой единокровный брат распорядился, чтобы ты вступила в нашу святую обитель.
Элиан страдальчески вздохнула, увидев перед своим мысленным взором образ Адельма. Ее друг и в самом деле приходился ей единокровным братом, побочным сыном ее отца. Ради отца он совершал грабежи и убийства, отняв жизни в том числе у невинных сестер Джоса. Но Адельм столь глубоко ее чтил, что спас жизнь дорогого ей человека.
На глаза Элиан снова навернулись слезы. Ей стоило немалых усилий сдержать их. Ее главная забота теперь – будущий ребенок. Если во время беременности плакать, малыш родится меланхоличным. Да не оставит ее Господь своей милостью. Но что еще, кроме горя и страха, может она испытывать, если вдобавок к пережитому ужасу святая мать намерена лишить ее будущего и ребенка?
Сидевший на табурете посреди комнаты Джос слегка повернулся в ее сторону. Ни туники, ни рубашки на нем не было. Его голая кожа, отмытая от пота и крови, поблескивала. Слева от него стояла сестра Ада с иглой в руке и зашивала рану на плече.
– Сидите спокойно, – предупредила монахиня-целительница с ноткой укоризны в голосе.
Но Джос поднял правую руку. Элиан быстро обошла табурет и позволила ему себя обнять. И хотя мужчина всего лишь обнял женщину за талию, сомнений не вызывало, что он показывает присутствующим свое желание обладать ею. Он всем своим видом демонстрировал, что не позволит святой матери запугать Элиан и променять его на монахинь.
Мать Герта прищурила глаза.
– Уберите от нее руку, сэр. Вы уже опозорили госпожу дю Омэ, соблазнив на плотский грех. Я не позволю губить ее и дальше.
– Вы не можете что-либо позволить или не позволить, – сказал Джос. – Я уже попросил Элиан стать моей женой, и она согласилась. Это делает меня ее самым близким родственником мужского пола и дает право принимать за нее решения. Если она все еще не возражает выйти за меня замуж, я скажу, что наш ребенок предпочитает, чтобы я взял его мать в жены. Видит Бог, я тоже хочу этого всей душой.
При вторичном упоминании о ребенке, который мог или не мог развиваться в чреве Элиан, Герта на противоположном конце комнаты замерла. Поняв уловку Джоса, Элиан улыбнулась. Джос решил использовать их будущего ребенка в качестве орудия, способного заставить святую мать отказаться от каких бы то ни было посягательств на ее свободу.
Джос склонил голову набок, чтобы взглянуть на Элиан.
– Ты сожалеешь, что согласилась выйти за меня замуж? Или ты предпочитаешь, чтобы наш ребенок рос в монастыре как послушник, если родится мальчик, или как послушница, если это будет девочка?
Поторопиться с ответом Элиан заставили воспоминания о страданиях Адельма, о которых он отказывался говорить, повествуя о своих детских годах в монастыре.
– Нет, я хочу сама воспитывать своего ребенка. Предпочитаю быть женой и матерью, – сказала она и прижалась к Джосу.
Герта обернулась к Беатрис.
– Сделайте что-нибудь, – взмолилась она. – Потолкуйте с ним. Объясните, что это сумасбродство жениться на бесприданнице.
