Немного позже ко мне постучался Вильям. Он принес стакан сока гибискуса.
Я села на кровати и сделала несколько глотков.
— Да, — сказала я, подозревая, что его мать нас подслушивает. — Я просто ужасно устала, наверно, от жары.
— Да, эта жара уже всем осточертела.
Он перевел взгляд на мои руки, сложенные на животе.
— Селия, все будет хорошо. Не бойся. Ты не должна хоронить себя на Тринидаде. Твое место где-нибудь в Америке или в Европе. Где-нибудь еще. Там, где есть будущее. И я тебе помогу. — И вдруг: — Я верю, что родился для того, чтобы о тебе заботиться.
Вильям смотрел на меня с такой нежностью, что мне стало стыдно. Я всегда знала, что он очень ко мне привязан, но слова «Я верю, что родился для того, чтобы о тебе заботиться» ошеломили меня и заставили осознать подлинность и глубину его чувств. Мне даже стало не по себе. Как будто ты начинаешь взбираться на гору и идешь все выше, и выше, и выше, а потом оборачиваешься, и земля вдруг уходит из-под ног… В эту минуту я поняла, что никогда не смогу любить его так сильно, как он любит меня. Я любила только доктора Эммануэля Родригеса. Его мать была права, миссис Джеремайя была права.
Внезапно я очень испугалась. Я не должна здесь больше оставаться.
33
Я позвонила тете Тасси и сказала ей, что возвращаюсь. Она пришла в восторг:
— Я надеялась, что ты приедешь. У меня было предчувствие. Надо привести дом в порядок; видела бы ты, что у нас творится. С тех пор как не стало Романа, у меня опустились руки. Что тебе приготовить? Я заранее сделаю что-нибудь вкусненькое. Скажи мне точно, в котором часу приходит корабль. Вайолет и Вера будут счастливы, — тараторила она. — Погоди, увидишь, как они выросли.
Судно отправлялось в девять вечера, а значит, на пристани надо было быть в семь. Я радовалась, что поплыву ночью — будет хоть немного прохладнее. Мы вовремя приехали в порт. Пока Вильям бегал в кассу за билетом, я стояла в толпе пассажиров. У пристани как раз швартовался большой пароход из Майами, возле трапа уже стояло несколько американских военных. Мне показалось, что я узнаю одного из них, с загорелым удлиненным лицом. Это был охранник с пропускного пункта в Чагуарамасе. Темнокожая девочка, на вид не старше пятнадцати лет, держала его под руку. Я снова вспомнила песню:
Если янки приедут на Тринидад,
Все девчонки тут же липнут к ним,
Янки так целуют и так говорят,
Что других мы и знать не хотим.
Пассажирам на Скарборо велели выстроиться в очередь. Мы с Вильямом оказались недалеко от женщины, которая торговала чанной[32].
— Хочешь рыбы, Селия?
— Нет, спасибо, я куплю что-нибудь на корабле. — Потом я предложила: — Может, ты уже пойдешь? Все равно мы скоро отправляемся. — С того места, где мы стояли, можно было разглядеть за воротами порта грузовичок Соломона.
— Лучше я еще побуду с тобой. — У Вильяма были затуманенные, грустные глаза. — Никак не могу понять, зачем ты едешь. С чего вдруг такая спешка.
— Мне нужно повидаться с тетей Тасси. Хочу посмотреть на кузин, поплавать в море, — я улыбнулась, как будто страшно радовалась этой возможности.
— Господи, только бы все получилось. Я приеду на Тобаго, как только смогу.
— Вильям, — начала я, глядя ему в глаза, — что бы ты там ни затевал, пожалуйста, не делай этого ради меня. Я ничего не могу тебе обещать. Я сама не знаю, чего теперь хочу. И вообще, лучше всего забудь обо мне. — С этими словами я быстро поцеловала его. — Иди, Вильям. Пожалуйста, будь осторожен.
Он замер с озадаченным видом, но потом улыбнулся, сжал руку в кулак и прижал к сердцу. Я смотрела, как он смешался с толпой и исчез в темноте. Я не чувствовала ни печали, ни страха, я просто оцепенела.
На корабле почти не было свободных мест. Люди возвращались на Тобаго после праздничных выходных. Я нашла тихое местечко на верхней палубе, где дул ветерок и сквозь рейки перил можно было разглядеть остров, который я привыкла считать своим домом. Я смотрела на мигающие огоньки, смотрела на постепенно удаляющийся Порт-оф-Спейн. Я так как следует и не узнала Тринидад. Что я видела — Порт-оф-Спейн, Ариму, Таману, Пуэнт-а-Пьер. А как насчет безлюдной части за американскими лагерями? И красивейшего северного побережья, о котором все столько говорят? И многих других мест? Я размышляла об этом, а тем временем Порт-оф-Спейн вдруг исчез из виду, и не осталось ничего, кроме ночной темноты.
Спустившись вниз, я купила рома с содовой и села на стул возле барной стойки. Почти все вокруг спали. Какие-то дети лежали рядком, прижавшись друг к другу, наверно, это была какая-нибудь школьная экскурсия. Двое сильно подвыпивших пожилых мужчин разговаривали неподалеку от меня. Я побоялась, что они могут со мной заговорить, и вернулась на верхнюю палубу. Там я достала из сумки одеяло, завернулась в него и легла. Судно приятно покачивало. Я слушала мерный шум двигателя. И скоро заснула.
Мне снилась тетя Сула. Она была молодой и беременной. Она сидела в кресле на веранде своего домика в Тамане. Я попыталась заговорить с ней, но она меня не слышала. Она все улыбалась и улыбалась, пока я не поняла, что это только фотография на стене в каком-то чужом доме.
Когда мы подплывали к Тобаго, солнце уже взошло. Я смотрела на знакомую береговую линию и видневшийся вдали город — это мог быть только Скарборо. И по мере того как мы приближались, предметы начали приобретать очертания и уже можно было разглядеть и здания, и деревья, и длинную дорогу вдоль берега, и холм, на вершине которого стояла больница, и опоясывающие этот холм ряды магазинов. Шпиль церкви, возле которой была похоронена моя мать. Баколет и высокое здание отеля на берегу. И к своему собственному удивлению, при виде всего этого я, против ожидания, не испугалась и не пришла в уныние, а почувствовала что-то вроде облегчения. Как когда ты ужасно устанешь и наконец можно положить голову на подушку. Именно так. Поэтому, когда я увидела здание порта и пришло время готовиться к выходу, я сделала это с легким сердцем.
Я поравнялась с тремя женщинами, стоявшими у подножия трапа, и, если бы тетя Тасси не окликнула меня, возможно, так бы и прошла мимо.
Тетя Тасси заметно постарела за то время, что я ее не видела, она сильно поправилась и поседела.
— О мой Бог, Селия!
Она обняла меня и расцеловала в щеки. Вера и Вайолет были одеты в простые ситцевые платья; волосы были заплетены в косы и одинаково заколоты на затылке. Они выглядели ужасно серьезными и старомодными. У них даже были дамские сумочки!
— Сула говорила мне, что ты выросла, но я и представить не могла, что ты такая высокая!
