Она медленно сползла с подоконника. Марцин не отступил. Теперь она стояла, почти приникнув к нему всем телом.
– Так сегодня вы без бутерброда? – засмеялась она. – Я так и подумала. Сегодня у вас вид не…
Она стояла так близко, что Марцин чувствовал на шее ее дыхание.
– Извините, пани Мира, – промолвил он, поспешно отступив назад.
Она взяла сумочку и, направляясь к двери, сказала:
– Идемте.
На улице, выйдя из музея, она поинтересовалась:
– Так куда вы меня похищаете?
– Куда? На ленч. В ресторан, – растерянно ответил он.
– Пан Марцин, а в какой?
Он покраснел.
– По правде сказать, ничего конкретного мне в голову не приходит. Я страшно давно никого не приглашал на ленч. Да и вообще в Новом Сонче я ни с кем не обедал. Это мой первый ленч, – смущенно признался он.
– Знаете, временами вы бываете такой трогательный, что хочется вас погладить. Идемте в центр. Думаю, там мы что-нибудь найдем.
Они сели на террасе за столик под оранжевым зонтиком. Когда пришла официантка, Марцин не знал, что заказать, и назвал все то же, что пани Мира. Когда покончили с едой, Марцин спросил, не выпьет ли пани Мира к обеду вина. Она громко рассмеялась. Он заказал французское. Любое французское. И только за вином они перестали говорить о музее. Она рассказывала ему о поездке в Краков, о близящейся встрече их класса в Торуни, на которую она не знает, ехать или нет, потому что это будет конкурс «Кто больше постарел», о ремонте квартиры, который длится так долго, что кажется, будто он начался в тот самый день, когда завершился предыдущий. А он рассказывал ей про Бичицы, о своем друге Якубе, после стольких лет найденном в Интернете, о Секерковой, которая, по его мнению, самая старая полька, вовсю пользующаяся SMS, о том, что он думает взять кота, чтобы кто-то ждал его дома, когда он возвращается из музея.
После третьего бокала, когда она в шутку заметила, что ему придется отнести ее в музей и что лучше всего будет войти туда через котельную, чтобы «не нарваться на скандал», он вспомнил, что это всего лишь обеденный перерыв и что пора возвращаться. Он поинтересовался у пани Миры, что она думает о проведении уроков в музее. Она внимательно взглянула на него.
– Вы об этом говорили с той блондинкой с темными очками на голове? Вид у нее был такой, что еще минута – и она набросится на вас… – язвительно заметила пани Мира, поднося к губам бокал.
Но затем сказала, что сама часто думает, как привлечь людей в музей, что идея прекрасная и что он может на нее рассчитывать. Она с удовольствием расскажет молодежи все, что знает. У нее даже есть некоторый опыт: она неоднократно вела такие уроки, когда работала в музее в Торуни.
– Однажды даже для класса Агнешки…
Она замолчала. Марцин тронул ее руку.
– Не могли бы вы заказать еще бокал вина? – с улыбкой спросила она.– Кутить так кутить! Вы ведь сегодня тоже не провели в четырнадцать обход музея. Пани Ванда этого вам не забудет. Кстати, с каких пор у вас эта амбарная книга, с которой вы ходите по музею? Судя по состоянию обложки, она как минимум ровесница икон… – И она громко рассмеялась.
Марцин дал знак официантке. Она принесла счет.
– Нет-нет! Мы еще остаемся. Правда, пани Мира? Пожалуйста, еще два вина.
Как только официантка отошла, хранительница, понизив голос, спросила у него:
– Я могу задать вам вопрос? Очень личный? – И она испытующе посмотрела на него. – Вы сегодня выглядите как-то совершенно иначе. Когда вы утром вошли в зал, я в первый момент подумала, что это ваш младший брат. Нет, правда! Значит ли это, что в вашей жизни за эти два дня случилось что-то исключительное? Вы… – Она на миг запнулась. – Вы влюбились?
У Марцина язык отнялся. Такого вопроса он не ждал.
– Ой, простите! Я слишком далеко зашла. Но вы сами в этом виноваты. Это вы меня напоили, – засмеялась она.
По пути из ресторана пани Мира зашла в парфюмерный магазин на площади. Марцин ждал на улице. Он ощущал воздействие вина. Давненько он не пил спиртного. И ему было странно, что эти несколько небольших бокалов так подействовали на него. Он чувствовал себя свободно и спокойно. Не было ощущения, что надо куда-то спешить. Даже если бы хранительница вышла из магазина через час, это не произвело бы на него никакого впечатления. Ему было так хорошо и приятно. Если испанцы каждый день так чувствуют себя во время послеобеденной сиесты, он начинает понимать, почему она занимает такое важное место в их жизни…
Прислонясь к витрине магазина, он с любопытством приглядывался к прохожим, неспешно прогуливающимся по улице. Ему было даже не вспомнить, когда он в последний раз был на прогулке. Нет, он не гулял. Он перемещался между двумя пунктами, преимущественно в машине. Бичицы, дорога в музей, иногда – банк, ратуша или продовольственный магазин в центре Сонча. Вечером по той же дороге, только в обратном направлении, до Бичиц. А ведь когда-то он любил гулять…
Он одевал маму. Переносил ее на руках в кресло-каталку, укрывал шерстяным пледом и вывозил из дому. Каждая такая прогулка была для мамы праздником. Он помнит, как она улыбалась, когда они кого-нибудь встречали. Люди останавливались, здоровались, рассказывали новости. Если было не слишком холодно, он довозил маму до Секерковой, вкатывал кресло в хату и уходил на улицу. Через час Секеркова провожала их и оставалась у них до позднего вечера. Им было никак не наговориться. Мама, прикованная к постели, и Секеркова, уже многие годы не выезжавшая из деревни, могли разговаривать бесконечно. Они были знакомы столько лет, в их жизни никаких необычных событий не случалось, и тем не менее у них всегда находилось что-то интересное, чтобы рассказать подруге. Марцину это казалось невероятным и по-своему трогательным…
– Вы этот цвет имели в виду? – внезапно услышал он голос хранительницы.
Она стояла перед ним, протянув руку. Марцин почувствовал запах лака. Он осторожно взял ее пальцами за запястье и стал рассматривать ногти.
– На безымянном пальце, да?
Да нет же! На указательном! – рассмеялась она. – А я-то считала вас выдающимся знатоком женских ногтей. Но это тоже хорошая новость. Во-первых, это означает, что у вас небольшой опыт общения с женскими пальцами, а во-вторых, что лак на остальных пальцах вам тоже нравится. Ведь верно? Она деликатно отняла руку.
– Но сейчас, наверное, чуть меньше, чем в полдень? Потому что сейчас вы не поцеловали мне руку, – кокетливо объяснила она. – Ну и не важно. Вы все равно получите от меня подарок. Я подумала, что вы должны окончательно потрясти музей и оставлять в каждом зале после двухчасового обхода свой аромат. А этот, решила я, лучше всего будет подходить к вашим новым джинсам и трехдневной щетине, с которой вы выглядите… просто интригующе. – Она подала ему завернутую в пленку маленькую синюю коробочку, перевязанную белой ленточкой. – Пожалуйста, не сердитесь, но я должна кое-что сказать. В вашем нынешнем облике мне чего-то не хватало. Я думала об этом, глядя на вас во время ленча. И наконец до меня дошло. Запаха!
