Бедлам, царящий в квартире, он принял за должное: захват ли, заложники, перестрелка там, убитые, раненые – все это не есть причина уходить, мать твою, не заплатив.
– Ну, что, ребята, так можно и до старости тянуть – нашли вы денежки-то наконец-то?
– Нет. Денег пока не обнаружилось, – серьезно ответил Калачев из кухни, думая, что вопрос задал кто-то из оперативников.
– Я так и думал! – злобно мотнул подбородком таксист и, заглянув на кухню, склонился над Калачевым, осматривающим помойное ведро. – И здесь денег нет? Странно, да? Ах ты, умница! А в духовке? А в унитазе? Где деньги, сука?! – таксист от справедливого гнева вдруг стал пунцовым в крапинку. Рожа его раздулась так, что казалось, еще чуть-чуть, и она лопнет, обрызгав лиловым соком всех окружающих: – Деньги давай!!! – заорал он, топая и негодуя.
– Какие деньги? – Калачев встал и, заботливо подхватив таксиста под локоток, повел в комнату. – Вам плохо? Кто вы? Какие деньги вы рассчитывали здесь получить?
– Которые со мною расплатиться!
– Вы кто такой? – Власов оторвал взгляд от окровавленной рубашки.
– Я кто? Ты на себя-то лучше посмотри! Сколько ждать-то? Не надо мне «ля-ля», пускай твой бабки платит, а то я тоже вам устрою здесь, – как Содом Гоморре своей – таксист скосил глаз на окровавленную рубашку и немного сбавил напор.
– Представьтесь для начала – кто вы? – корректно улыбнулся таксисту Калачев.
– А ты слепой, не так ли? Я же таксист – не видишь? Глаза разуй. Я вашего привез – вот, в комбезе защитном, в таком же камуфляже, мать вашу за ногу… Опаздывал он сюда – это понимаешь? Сказал мне: деньги вынесу! Через минуту. А?! И хрен мне – по всему лицу – вот так и так – размазал. Ну, ясно – нет? Теперь врубились, шерлоки?
– «Укатали Сивку кучера из МУРа», – раздалось из-за стены громкое пение и тут же оборвалось с резким гитарным взвизгом – словно у исполнителя вдруг вырвали рывком гитару, прямо во время взятия аккорда.
– Это он про меня! – кивнул в сторону соседской квартиры таксист. – Про меня и про вас, – он помолчал. – Деньги-то будем платить, господа Менты Мусоровичи? Или вконец обнаглеем, язык в жопу спрячем?
– Вы так, пожалуйста, не разговаривайте, – обиделся Калачев. – Я сам ругаться не мастак, но тоже ведь могу.
– Не надо, я знаю – вы-то можете! Но разговорчики вы себе лучше оставьте. А мне нужны деньги! Пускай этот Гаш, который поездил на мне, как Тема на Жучке, как Слон на Моське, пускай он бабки, сука сраная, гонит немедленно, гондон зверобоистый. Весь сказ!
– Всем ко мне! – скомандовал Власов. – Пожалуйста – вот наши все. Все шестеро. Которого из них вы везли?
– Одет вот точно так же. А на лицо – как этот, но темнее и повыше. Да нет, совсем другой, вообще!
– Других здесь нету, – улыбнулся Калачев: таксист его развеселил, снял напряг, опять возникший в их отношениях с Власовым.
– Ну, спрятали его, понятно!
– Да где? Смотрите, вы видите?
Таксист бодро обежал квартиру и даже наклонился, заглядывая под кровать.
– В белье копаться будем? – с иронией спросил таксиста Власов, тоже почувствовавший облегчение от появления этого клоуна в таксистской кепке.
– Вот, в шкафу еще можно пощупать, в одежде, – подхватил Калачев.
– В туалет загляни: за унитаз, может, спрятался? – посоветовал прапорщик, убиравший в специальный пакет найденную окровавленную рубашку.
– Гады, вот гады-то! Да я на вас сейчас – в милицию! – вскипел таксист. – Умоетесь, жлобы!
– Да мы и есть милиция! – захохотала хором опергруппа.
– Какая вы милиция! Бандиты вы все, плесень! Вас много, я один. Конечно, можно не платить! – он сплюнул.
– В соседнюю квартиру загляните, – кинул Власов вслед. – Может, он-то и пел под гитару как раз?
– Сам пидорас, – ответил таксист и вышел, хлопнул дверью.
* * *
– Бред какой-то! – провел руками по лицу старший инспектор Калачев. – Бред густопсовый.
– О чем ты, Иван Петрович?
– Да обо всем! В крови рубашка, брошенная в ванной. Просто так. Зачем? Наверно, в качестве приманки? Ложный след? И телефон, заметь – последний, кто здесь был, зачем-то отключил! Зачем? И кто он, тот, кто был? Нет, я в упор не понимаю ни шиша!
* * *
– Кого там черт еще несет! – Сашка резко распахнул входную дверь и чуть не упал, откинутый стремительно врывающимся в квартиру таксистом.
Гитара в Сашкиных руках жалобно заныла.
– У тебя, поди, клиент прячется?
– С хера все вы, что ли, сорвались сегодня? – ответил Сашка на вопрос вопросом. – Один раз смотрели – вдвоем – мало! Еще давай посмотри – может, кто родился тут за это время?
Таксист стремительно осмотрел кухню, туалет, ванную.
– Вот есть такие твари – менты. А также еще коммунисты и демократы, – задумчиво проговорил Сашка. – Существа, абсолютно лишенные стыда, а заодно и совести.
– Про ментов и демократов – согласен, а коммунистам сочувствую!
– А-а-а… – Сашка допил виски подряд из трех стаканов, стоящих на телефонном столике в прихожей, и, перебирая струны, двинулся вслед за таксистом в комнату.
– Прошла зима, настало лето, – Спасибо партии за это…
Оглядев бегло комнату, таксист решительно двинулся к двуспальной кровати…
– На месте речки вырос лес, – Да здравствует ка-пе-эс-эс!
Решительным движением таксист содрал с кровати одеяла, раскидал ворох постельного белья. Ничего. Никого.
– Клопа найдешь, – поделишься? – спросил его Сашка, лениво перебирая струны.
Таксист распахнул платяной шкаф и, убедившись в отсутствии в нем искомого, остановился в задумчивости.
– Спасибо партии с народом За то, что дышим кислородом!
– Идиот пьяный! – подвел итог таксист и, грязно, цинично выругавшись с умелым использованием широкого спектра терминов ненормативной лексики, харкнул прямо Сашке под ноги на пол, после чего двинул вон почти строевым шагом, отчаявшись, видно, добиться хоть малой рентабельности последней пассажироперевозки.
* * *
– Пойду на лоджию покурю, – сообщил Калачев Власову.
Он вышел, прикрыл за собой дверь, закурил и задумался.
Чем дальше, тем больше ему не нравилось это дело. Все казалось в нем шатким и валким, ни на что нельзя было опереться всерьез.
За что тут ухватишься?
Восемь акварелей этих – «Н. Белов» – «Николай Белов»? Ерунда!
Белов письменно объяснил их происхождение, и, хоть Власов и пыжится, объяснение, на взгляд Калачева, было достаточно убедительным. А главное, легко проверяемым, что делало его особо убедительным и до проверки. Пистолет Макарова? Тоже ерунда, конечно. В стране гуляет море неучтенного, незаконного оружия, и этот жалкий табельный «ПМ», отнятый когда-то в незапамятные семидесятые у какого-нибудь пьяного офицера или незадачливого сержанта, никак не может быть основанием для чего-то серьезного. Конечно, за него можно и срок сунуть, но ведь цель-то у них, у следственной группы, совершенно иная!
