— Ну и погода нынче.
Теперь она слышала его хорошо.
— Да, настоящая буря.
Старик опять кивнул, пристально глядя в огонь.
— Хотите чего-нибудь? Может, чая? — спросила Берни.
— С удовольствием, — не стала отказываться Сара.
— Сейчас сделаю.
Берни вышла в сопровождении собачье-кошачьей свиты. Сара слышала, как она захлопала дверцами, затем донеслось позвякивание посуды. Она вынула из кармана фотографию и подумала, стоит ли показывать ее старику сейчас — может, лучше дождаться Берни. Но тот, однако, сам протянул руку и осторожно взял у нее карточку.
Он поднес ее к глазам, долго разглядывал. Его огромные узловатые руки дрожали, и Сара подумала, как это, наверное, удручает, когда собственное тело перестает тебя слушаться.
— Берни сказала, вы расспрашивали про девочку.
— Да.
— Та, в больнице, и правда она?
— Правда. Вы ее помните, мистер Келли?
— Помню, — медленно произнес он. Его слабый голос звучал так, будто не хотел добровольно расставаться с телом. — Светленькая такая, маленькая…
— Правильно. Ее звали Кэти.
— Она… плакала. — Он постучал по фотографии указательным пальцем. — Малышка очень горько плакала. Я им сказал… Она плакала, а этот злился.
— Этот?
— Заорал на нее, чтобы замолчала. Очень грубо. — Старик вздохнул. — Я тогда сказал полицейским, но меня не стали слушать. Наверное, они для себя уже все решили.
— Вы помните эту женщину?
Он снова взглянул на фотографию.
— Да. Она посмотрела на меня в упор и сказала: «Дети, дети, вечно их домой не уведешь, правда?»
Он перевел взгляд на огонь, и Сара увидела, как мучительно давались ему воспоминания. Этот человек, хороший, добрый человек, похоже, всю жизнь терзался, правильно ли он тогда поступил.
— Вот и я. — Берни вошла в комнату с подносом, на котором стояли три чашки и тарелка с печеньем «Яффа». — Папа, ты что? — с беспокойством обратилась она к отцу.
Он вяло махнул рукой.
Берни посмотрела на Сару:
— Они?
— По-моему, да.
— Пап, ты как?
— Мне надо полежать чуток. — Старик вернул фотографию Саре. — Берни…
— Ну, давай, пап. — Берни поставила поднос, подошла к нему и, обхватив под мышками, подняла с кресла.
Сара тоже встала:
— Берни, вам помочь?
— Ничего, я сама управлюсь.
Старик посмотрел на Сару и тихо сказал:
— Спасибо вам.
Сара не совсем поняла, за что он ее благодарит: это она должна сказать ему спасибо.
Берни увела отца из комнаты — наверное, в спальню. Через тонкие стены отчетливо слышался ее спокойный, ровный голос.
— Извините, я не знала, что ваш отец так болен, — сказала Сара, когда Берни вернулась в комнату. — Может, зря я его расстроила.
— Вы его не расстроили. Отец умирает.
Берни произнесла эти слова спокойно, и Сара подумала, что ослышалась.
— Он…
— Умирает. У него рак кишечника. — Берни грустно улыбнулась. — А может, уже и не только.
— И ничего нельзя сделать? Операция, химия…
— Нет. У нас, правда, был такой разговор, но врач сказал, что все уже здорово запущено, а отец не захотел проходить тяжелое лечение в таком возрасте.
— Мне искренне жаль.
— Спасибо. Я спрашивала его, очень ли он расстраивается, что умирает, а он говорит: «Нет». — Берни отпила глоток чая и закончила: — «Я свое отжил — пора уходить».
— Тяжело, наверное. — Сара удивлялась спокойствию Берни, ее пониманию и готовности согласиться с любым желанием отца.
Берни заметила ее смущение.
— Нет, хорошо, что вы приехали. Подтвердили, что он был прав в своих опасениях. Тот день его просто подкосил. Он все время говорил, что надо было пойти за ними, как-нибудь остановить. Он чувствовал, что там что-то неладно. Если бы мужчина был один, он разобрался бы с ним, его с толку сбила женщина.
Сара развела руками:
— Это не его вина.
— Да я-то понимаю.
— Я бы тоже так промахнулась. Кто не видел, как дети капризничают в магазине? Орут так, будто их режут.
Берни откусила кусочек печенья. Собаки сидели у ее ног и терпеливо дожидались угощения. Хозяйка раздала каждой по печенинке.
— Так что же? — спросила она. — Вы хоть знаете, что это за люди?
— Пока нет, но мы их почти нашли. Мой напарник сейчас в Англии. Мужчина, кажется, погиб, а вот женщина жива.
— Какая она женщина, раз на такое пошла? Как только у нее рука поднялась! — Берни пожала плечами. — Бедные родители… В жизни не забуду, как они кричали и как плакал их мальчик. Никогда не забуду.
Сара допила чай и поднялась.
— Не стану вас задерживать, Берни. Да и мне пора ехать.
— А как у этой девушки дела?
— Пока она в коме.
— Как думаете, поправится?
— Если честно, не знаю.
Берни встала и стряхнула с одежды крошки от печенья.
— Я рада, что мы смогли вам помочь.
— Спасибо, и, пожалуйста, поблагодарите от меня вашего отца. Он удивительный человек.
Сара направилась к двери, но вдруг обернулась.
— Что-то забыли?
— Нет. Хотела сказать…
— Что?
— Такого отличного чая я еще никогда не пила.
— Да что вы! У меня совсем обыкновенный, «Барриз».
— Замечательный чай.
— Скорей всего, из-за воды.
Сара открыла дверь и вышла на улицу.
— Всего хорошего.
— До свидания.
Берни позвала собак и закрыла дверь, оставив Сару наедине с ветром и ее страхами.
40
— Почему я должна верить вам? Это все просто смешно! — сложив руки на груди, кипятилась Иоланда, расхаживая по липкому кухонному полу.
Джон снова сидел у барной стойки. Он заметил разбитый стакан под своим высоким табуретом и еще один валялся за тостером. Интересно, кто тут швырялся стаканами — брат или сестра?
— Смешно? — Джон еле сдерживал себя. Он проехал через весь город и подробно рассказал, что случилось с Фрэнком Тоддом и греком, и меньше всего он ожидал, что Иоланда просто от него отмахнется.
— Какое отношение все это имеет к нам? Что у нас общего с таким отребьем?
