О, как несправедливо распорядилась судьба, допустив, чтобы он так поступал с ней! Ее существование свелось к ожиданию, безумной схватке и удовлетворению страсти. Сара могла сколько угодно доказывать себе всю мерзость подобного положения вещей и проклинать себя за слабость, из-за которой она все безнадежнее запутывалась в паутине лжи и нерешительности, однако все это ровным счетом ничего не значило. Не выручали даже мысли о Дилайт, о папе или дядюшке Тео. Ее мозг превратился в губку, способную впитывать одни ощущения — больше ничего. Если бы она могла очнуться и посмотреть на вещи трезво!..
Но у нее не осталось ни трезвости, ни способности к логическому мышлению, ни воли. Почему она до сих пор остается здесь, в своем нынешнем унизительном положении: ведь она может в любой момент положить этому конец, всего-навсего сказав правду. Конечно, это приведет Марко в бешенство; вероятно, он выйдет из себя и ударит ее, как однажды. Но в конце концов ему придется ее отпустить, и все будет кончено, перейдет в область воспоминаний, станет пикантной историей, которую она сможет по выбору рассказывать близким либо друзьям, либо выбросить из своей памяти.
Ну же, Сара! Рано или поздно он все равно узнает, так почему бы не избавить себя от лишних страданий и признаться сейчас? Прежде чем он дотронется до тебя и распнет, и ты снова окажешься беззащитной и опозоренной! И тем не менее она возненавидела этот глумливый, критический внутренний голос. Почему она не может контролировать свои мысли?
Солнце нещадно палило, прогоняя ее в тень, заставляя искать прохлады.
Сара задержалась на пороге, давая глазам привыкнуть к полумраку спальни.
Первое, что бросилось ей в глаза, было ее собственное отражение в зеркале.
Теперь Сара напоминала себе полинезийскую принцессу с шапкой густых волос и потемневшей от загара кожей, почти такой же, как у Марко. Наряду с цивилизованными чертами, она обнаружила в себе и нечто первобытное, чего не знала за собой прежде.
Да, она остается здесь, потому что ей этого хочется, вот и все. Разум тотчас восставал против этой истины. Что значит «хочется»? Даже если желание граничит с потребностью, это всего лишь временное помешательство, наплюй на него! Сара хмуро смотрела на свое отражение. Кажется, она слегка похудела, особенно в бедрах, но, слава Богу, грудь осталась прежней. К счастью, у нее сильное, гибкое тело. Спортивное — тогда как Дилайт всегда была чуточку рыхловата. В тот вечер на экране было тело Дилайт — и лицо Дилайт, — и никто, включая Марко, не заметил разницы! А это значит… На ее губах заиграла затаенная чувственная улыбка, и она ленивым жестом закинула руки за голову, потягиваясь по-кошачьи. А это значит — заключил ее изощренный ум женщины, в то время как она продолжала лениво рассматривать свое тело в зеркале, — значит, это мое тело, тело Сары, притягивает его к себе. Неважно, что при этом он называет меня чужим именем: неважно, что именно он думает обо мне: рядом с ним я становлюсь собой. Это Сара его любовница, именно ее индивидуальность так заинтриговала его…
Сара немного поморгала, поправила прическу и быстро пересекла комнату, чтобы облачиться в приготовленный Серафиной шелковый халат. Ее окружали зеркала. И она усвоила новый для себя способ мышления: телом, а не головой.
Она разучилась думать по-настоящему. Это было так ново, так увлекательно!
Она сошла с ума.
В ее гостиной поставили холодильник, в нем всегда было наготове белое вино со льдом — любезность герцога, чья же еще? Забота о временной любовнице, временной обитательнице покоев его матери. Интересно, ее тоже держали здесь на правах почетной пленницы? Сара достала из холодильника охлажденный бокал, положила туда кусочек льда и налила холодной жидкости, которой жаждало ее пересохшее горло. Сама она утратила былую холодность с тех пор, как поселилась здесь. Сара затянула на талии поясок халата и принялась вышагивать взад-вперед по комнате, на этот раз старательно избегая зеркал. Где-то неподалеку лилась вода: это Серафина готовит ванну, зная, что «синьорина» любит купаться перед сном. И когда только это успело войти в привычку?
Остатки разума твердили: нужно бежать отсюда! Она даже сделала босиком несколько шагов по направлению к незапирающейся двери, но та сама распахнулась навстречу.
— Да ты одета? Почти… Собралась на поиски, моя желанная?
Марко прислонился спиной к деревянной двери. На нем был костюм для верховой езды, и это делало его похожим на дикого зверя, тем более, что на груди поблескивало золотое и изумрудное изображение волка, запутавшееся в черной шерсти. Он стоял, широко расставив ноги, и осматривал ее с головы до пят, круто изогнув бровь.
Да пошел он к черту! Почему в его присутствии у нее слабеют колени?
Машинально заведя руку за спину, Сара дотронулась до спинки стула; это прикосновение к чему-то твердому придало ей сил.
— Вообще-то я как раз надеялась избежать встречи с тобой… любимый.
Просто хотела… поплавать в бассейне. Или ускакать куда-нибудь, чтобы ветер свистел в ушах. В общем, захотелось свободы, если ты знаешь, что это такое.
— Ты свободна, Дилетта. — Марко опустил руку, державшую хлыст для верховой езды, и, сузив глаза, сосредоточенно изучал ее лицо. — Свободна выбирать и идти на риск. О какой скачке ты говоришь? Чего ты хочешь? Если твои желания не простираются до новой «хонды» или бриллианта в десять карат, ты можешь уговорить меня пойти им навстречу…
«Уговорить», «пойти навстречу»… Если бы Сара не взяла себя в руки, она могла бы сейчас вопить, брызгая слюной. Она несколько раз глубоко вдохнула, прежде чем заговорить:
— Тебе не кажется, что пора кончать игру? Я хочу сказать… Ты уже доказал себе… все, что хотел доказать… и тебе наверняка надоело — так же, как и мне. Так нельзя ли нам разойтись по-хорошему?
Произнося это холодным, отрешенным голосом, Сара чувствовала, как у нее все сжалось внутри. Неистово колотилось сердце. Почему он так странно смотрит и не предпринимает ничего такого, что вернуло бы ее к реальности.
Когда Марко открыл рот, его голос звучал на удивление ровно, все острые углы были укрыты шелком… Однако хлыст чуть не сломался в его руках, и Сара замерла на месте.
— Так тебе надоело, бедняжка моя? Тебе мало одного мужчины? Непривычно существовать без дикой музыки, ночных огней и любвеобильных продюсеров? Хотя он не сделал ни одного движения, Сара почти физически ощущала прикосновение его хлыста. Должно быть, она невольно отшатнулась, потому что он насмешливо скривил губы в некоем подобии улыбки. — Хорошо, что я знаю, какая ты неисправимая лгунья, иначе я принял бы это всерьез и, пожалуй, мог рассердиться. Но твой взгляд и особенно поза, то, как ты стоишь передо мной в этом бледно-зеленом халатике, который одновременно и прячет, и открывает… Когда я смотрю на тебя, как ты думаешь, что я читаю в твоих бесстыдных, лживых глазах, Дилетта? Ты действительно боишься хлыста и особенно тех следов, которые он может оставить на твоей нежной, загорелой коже? Или это притворство с целью придать остроту нашим отношениям? Ты опять бросаешь мне вызов?
