Было очевидно, что никто из доригов, кроме главного песнопевца, не знал, кто такой Гейр. Царь был поражен. Он несколько раз переводил взгляд с Геста на Гейра — хотел убедиться, что это правда, — и приближенные дориги и стражи тоже. По их лицам Гейр понял, что теперь, когда у него волосы были острижены, а у Геста намокли и примялись, они были больше похожи друг на друга, чем он думал. Наверное, именно поэтому Гест показался ему таким незнакомым.
— Значит, ты солгал мне, — сказал царь Гейру. — Ты говорил, что твой отец отдал эту гривну великанам.
— Я думал, да, — ответил Гейр.
— Да, отдал, — сказал Гест.
Судя по всему, царь не мог этому поверить.
— Гривна принадлежала Орбану из Отхолмья, — медленно проговорил он, — который за нее убил моего брата. Как она попала тебе в руки? Ты что, хотел снять с нее проклятие?
Гест помотал мокрой головой.
— Я никогда не умел снимать проклятия. Я же не заклинатель. Просто мне срочно понадобилась гривна, и когда жена Орбана дала мне ее, я принял ее за твою. Не знаю, откуда об этом стало известно Гейру, но он не врет, это точно.
— Мне очень жаль, что я не знал этого раньше, до того, как сожгли его волосы, — сказал царь, и было ясно, что ему действительно очень жаль. — Твой сын совсем не похож на двоих других твоих детей, и я решил, будто он сын Орбана.
Гейра глубоко оскорбило, что его приняли за Ондо. Каких бы глупостей он ни наделал, но подобного определенно не заслуживал. И он был не одинок. Сири возмущенно пискнул, а Айна поймала взгляд Гейра, так и кипя негодованием. Ну а Гест пришел в полную ярость.
— Сын Орбана? Этот трусливый тюфяк с овечьими ушами? Ты же видел, какой перед тобой потрясающий парень, — и решил, будто он сын Орбана?! Так погляди на него еще разок, а я тебе скажу, что у него в мизинце больше проку, чем во всех мальчишках Гарлесья, вместе взятых! Он уже прославился своей мудростью. А если ты сомневаешься в его храбрости, подумай о том, как они с этим великаном пришли к тебе в одиночку! И еще у него Дар Непрошеного Прозрения!
Гейр подумал, что в жизни так не удивлялся и не радовался. Конечно, он понимал, что Гест хочет произвести впечатление. И ему это удалось. Теперь все дориги старательно отводили от Гейра глаза, и даже царь постарался встать так, чтобы заслониться от Гейра песнопевцем, на которого он опирался, и ни в коем случае его не видеть. Но Гейр знал Геста. Гест ни за что не стал бы говорить подобных вещей иначе как всерьез. И Гейр понял, что Гест им по-настоящему гордится. Это было видно и в повороте головы, и в голосе. Может быть, Гест и не понимал Гейра, но это не мешало ему считать Гейра замечательным. Сердце у Гейра заныло. Дар говорил ему, холодно и ясно, что его все равно принесут в жертву, а то, как царь от него заслонился, это только подтверждало. А жизнь еще никогда не казалась Гейру настолько достойной того, чтобы ее прожить. И как жестоко, что Гест будет и дальше пытаться его спасти!
Между тем Гест совладал с яростью и обратился к царю едва ли не угодливо.
— Как-то раз, — начал он, — шел я по старой дороге на Отхолмье с другом-заклинателем, и мы наткнулись на троих песнопевцев и задиру-принца, которые залегли в засаде, поджидая отхолмцев. Помнится, завязалась славная драка, а потом заклинатель и один из песнопевцев, которым вовсе не хотелось, чтобы их повелителей поубивали, начали играть на арфах. Так получилось, что заиграли они один и тот же мотив, и оба заявили, будто это такой старинный обычай — драться под музыку. Тогда уж драчунам ничего не осталось, кроме как расхохотаться, а после этого снова затевать драку уже не стоило, так что мы с заклинателем пошли дальше, в Отхолмье. А если заклинатель потом вернулся и весь день напролет пел и играл у дороги с принцем и его песнопевцами, так это его личное дело. Но вот на следующий день мне потребовалась помощь, и это было уже серьезно. Я прибежал на прежнее место — все, кроме принца, спали. Я сказал принцу, что мне нужна гривна с шеи дорига. И хотя к причинам, которые я привел, принц отнесся с ехидцей, но поменяться гривнами согласился охотно. Он не хуже меня понимал, что это значит. И я этого не забыл. И ты тоже. Я же отсюда вижу, что на тебе моя гривна, Хатиль.
Когда Гест назвал имя царя, по залу пронесся вздох. Царь пожал плечами, полуудивленно, полусмущенно, примерно как мистер Мастерфилд, когда слушал историю мистера Клейбери.
— Но я не снимал перед тобой капюшон, Гест, — сказал он. — И я не заговаривал гривну.
— Знаю. Ты думал, что я отдам гривну Оггу. И я тебя не виню, — ответил Гест. — Но я мою гривну заговорил, и ты ее носишь. И сейчас, кажется, ты снял передо мной капюшон — нравится тебе это или нет. Если все это хоть что-то да значит, ты не имеешь права убивать Гейра, так же как я не имею права трогать Хафни. И мне сказали, что Гейр обменялся гривнами с тем великаном, который стоит рядом с ним, поэтому великан теперь тоже под нашей защитой.
Настала тишина. Гест пристально глядел на царя. Он сделал все, что мог, в том числе отдал Гейра на милость царя, сказав ему его имя. Однако, судя по всему, этого было недостаточно. Царь печально сгорбился.
— Я же тебе говорил, — сказал он. — Их волосы уже сожгли. Силы приняли жертву. Посмотри. — И он показал на гривну с почерневшими узорами. Гест посмотрел на нее, а потом перевел беспомощный взгляд на Адару. — Честное слово, я ничего не могу поделать, — сказал Хатиль, и было ясно, что он говорит правду.
Не успел Гест произнести ни слова, как вперед снова вышел Банот.
— Что ж, оставим на время наш первый вопрос и перейдем ко второму, — сказал заклинатель. — Он касается затопления Низин, и говорить об этом будет вождь Народа Земли.
И он жестом пригласил вперед мистера Клейбери.
От такой внезапной перемены предмета губы у Джералда снова задергались.
— Так нас отпустят или нет? — шепнул он Гейру.
Бренда шептала то же самое на ухо Сири, а мистер Мастерфилд — Миду.
Гейр доверял Баноту. Тот знал, что делает. Он думал, что Джералда Банот, скорее всего, вызволит, хотя у самого Гейра нет никакой надежды.
— Все у тебя будет хорошо, — шепнул он в ответ. — Банот — самый умелый заклинатель во всех Низинах.
— А по-моему, он просто выставляется, — отозвался Джералд.
Выставлялся не только Банот. Хотя мистер Клейбери промок до нитки, а на его лысине теснились бусинки бесполезного пота, он выскочил вперед с таким же довольным видом, как и Банот, и произнес речь. Хотя обращался он в основном к царю, но время от времени дружелюбно обводил взглядом весь зал, чтобы дать понять — речь предназначена всем присутствующим. Когда Гейр уловил, что говорит мистер Клейбери, он узнал ту самую речь, которую тот произнес накануне вечером.
— …Южную Англию частым гребнем, и Низины оказались единственным подходящим местом, — донесся до него голос мистера Клейбери. — Теперь мы пришли к вам, Народ Луны. — Очки мистера Клейбери блеснули на собравшихся доригов. — Я так понял, что вода для вас — безопасное обиталище. Прав ли я, полагая, что вы намерены построить жилые покои на дне Низин, когда их превратят в водохранилище?
