— Ах, так это был он… — пробормотала она.
— Он?
— О, уходите! Я устала.
— Я пришел сюда лишь потому, что эта история сводит меня с ума. И я не уйду, пока не узнаю правды, всей правды.
Глаза Марианны увлажнились. По щеке скатилась серая слеза. Смертельный стон вырвался из разрушенного сумасшествием и болью тела.
— Господин директор. Он обманул его. Людвиг был умным человеком, но любовь ко мне ослепила его. Поверить в сладкую ложь куда как проще, чем смириться с горечью правды…
— Я не понимаю, ничего не понимаю…
— Я говорю о том дне, когда он вернулся в школу. Господин директор замыслил недоброе, желая погубить его.
— Господин директор? Но почему же? Господин директор открыл ему, как снять заклятие, и взамен получил эликсир смерти. Возможно, это был чудовищный договор, но он остался верен ему. Людвиг умер ради вас, Марианна. Узнав, как разрушить чары, он оскопил себя, чтобы вы, пережив его пик страсти, не погибли. И тем самым он превратил вас в обычную женщину! Вы совокупились с наследником Тристана и остались живы. Он освободил вас.
— О, невежда! Как меня утомляют ваши глупые слова! Подите прочь! Вы ничего не знаете. О чем вы говорите? Нет средства, способного разрушить чары вечной любви. Нет и никогда не было… Но господин директор так сильно желал познать эликсир Тристана, семя моего любимого, моего Людвига. Вы не знаете, на что готов человек, будь то мужчина или женщина, которого коснулся звук любви. Да он готов продать душу дьяволу, лишь бы отведать смертоносного эликсира! Письмо без подписи, из которого Людвиг узнал о существовании Изольды, было послано не волшебником Тюрштоком, не врачом, никем другим. Именно господин директор послал его, зная, что нет лучше ловушки, чем та, приманка в которой — тот, кого ты любишь. Он все рассчитал. Получив такое письмо, ученик, которого он много лет назад попытался оскопить, но вместо этого сам был очарован звуком любви, узнал бы о существовании Изольды и непременно бросился бы ее искать. А отыскав возлюбленную, он не остановился бы ни перед чем ради того, чтобы освободить ее из тисков заклятия. Людвиг всегда подозревал, что в Высшей школе певческого мастерства происходило нечто большее, чем просто оскопление, что господин директор сам был частью заклятия. Людвиг согласился отдать ему смертоносный эликсир, поверив, что взамен получит средство разрушить чары, лишь поэтому… а потом этот отвратительный учитель получил то, что принадлежало мне. То соитие предназначалось нам! Мне и Людвигу! Господин директор своей небылицей, своей гнусной ложью лишил нас вечного покоя! Когда я схватила кинжал, я хотела вонзить его себе в сердце! Но не для того, чтобы освободить Людвига, а лишь потому, что я не желала больше убивать. У меня ничего не вышло. Еще немного — и мы, Людвиг и я, обменялись бы нашими эликсирами смерти, сгорели бы дотла в пламени вечной любви и обрели бы в тот миг высшее наслаждение, которое дано испытать смертным. Мы были близки к тому, чтобы умереть в объятиях друг друга! Нам не хватило нескольких секунд… но Людвиг все испортил. Святая простота! Он возомнил, что сможет разрушить чары заклятия и освободить меня! Как он мог в это поверить? В ту ночь он отнял у нас величайшее из наслаждений — смерть в объятиях вечной любви… И тем обрек меня на вечную муку!
— Но… это невозможно! Людвиг спас вашу душу! Он вернул вам женскую сущность.
— Полно! Я уже достаточно наслушалась!
— Нет, — не сдавался я, — это невозможно… невозможно… Жертва Людвига не могла оказаться напрасной. Он умер ради вашего спасения, ради вашей любви.
— Я знаю, о чем говорю! Я гнию заживо, мои кости рассыпаются в труху. Он остановил меня в двух шагах от райских врат, вечного сна, последнего пристанища и низверг в ад, где стон и зубовный скрежет. Мы лишились всего по вине подлой и безжалостной хитрости.
— Боже мой! — взмолился я. — Вы сумасшедшая! Древнее проклятие больше не властно над вами! Вы уже не наследница Изольды! Безумие затмило ваш разум!
Марианна громко расхохоталась. А после обернулась и, подняв на меня белесые глаза, произнесла с угрозой:
— Я могла бы сбежать отсюда. Я могла бы сделать это, когда пожелаю. Достаточно одного звука любви, и все надзиратели пали бы передо мной ниц. Но я никогда не решилась бы на такое, ради памяти Людвига. Вы думаете, я выжила из ума, не так ли? Будьте спокойны, я приведу вам доказательство, неоспоримое доказательство: я спою… одну песню. Я вложу в нее самые невероятные звуки, и среди прочих тот единственный, что победит ваше целомудрие. И вы, не помня себя, броситесь и освободите меня от оков. А потом будете совокупляться со мной до исступления, пока ваше тело не пропитает мой смертоносный бальзам. О, да, я спою вам песню или романс… почему бы и нет? Арию, предсмертную арию Изольды! Предсмертная ария Изольды, и в каждой ноте будет звучать вечная любовь. Вы хотите услышать арию, святой отец?
И старуха, обнажив сгнившие зубы, вращая белками глаз, запела:
Mild und leise
wie er lächelt,
wie das Auge
hold er öffnet,
seht ihr’s, Freunde?
Seht ihr’s nicht?
Immer lichter
wie er leuchtet,
Stern-umstrahlt
hoch sich hebt?
Вот он нежно улыбнулся…
Тихо взор открыл прекрасный…
О, взгляните! Видно вам?
Все светлее он сияет,
Ввысь летит, в мерцанье звезд…
— Нет, нет! — вскричал я, закрывая уши руками. — Остановитесь, прошу вас! Я порядочный человек! Я служитель Господа!
Я бросился к выходу и в панике заколотил кулаками по двери, обитой железным листом.
— Откройте! Откройте ради всего святого!
В мгновение ока примчался надзиратель, но его шаги доносились до моего сознания с медлительностью улитки. Звук любви желал проникнуть в мое тело.
— Что происходит? Что происходит?! — крикнул надзиратель.
Но Марианна продолжала петь. Ее глаза были устремлены в пустоту. На лице застыла шутовская улыбка:
Seht ihr’s nicht?
Wie das Herz ihm
mutig, schwillt,
voll und hehr
in Busen ihm quillt.
Wie den Lippen,
wonnig mild,
süßer Atem sanft entweht.
Freunde! Seht!
Видно вам?
В сердце гордом сколько жизни!
Полным счастьем грудь трепещет,
И дыханье, чуть дрожа, кротко веет на устах…
Тише… Смотрите!..
Fühlt und seht ihr’s nicht?
Höre ich nur
diese Weise,
die so wunder voll und leise,
wonne klagend,
alles sagend,
mild versöhnend
aus ihm tönend,
in mich dringet,
auf sich schwinget,
