В моё время обязательно спросили бы про вес и рост, но не сейчас.
Я завернул ребёнка в чистую тряпицу и передал Маше:
— Не урони!
— Что ты, Юра, как можно.
Роды на этом ещё не кончились — должен был отойти послед. Дарья напряглась, и послед отделился. Я тщательно осмотрел плаценту — слава богу, цела. Ну всё, роды можно считать удавшимися.
— Маша, у нас холодное есть чего?
— Квасу хочешь?
— Нет, холод надо на живот положить, чтобы матка сократилась.
Маша отдала мне ребёнка и умчалась в ледник.
Илья переминался с ноги на ногу.
— Как сына назвал?
— Кириллом, — не раздумывая, ответил я.
Имя это я уже давно подобрал. Почему — сам
не знаю, нравилось, и всё тут.
— Пусть так. Кирилл Юрьевич, — попробовал ощутить на слух Илья. — Неплохо.
Примчалась Маша, принесла из ледника в кувшине куски льда, коим запаслись зимой. Я положил его на живот Дарье.
— Теперь лежи, отдыхай, главное дело в своей жизни ты сделала.
Я положил ребёнка в люльку, что заранее купил и подвесил к потолку Илья. Дарья счастливо улыбалась.
Через пару часов я помог перейти ей в свою комнату.
Неугомонный Илья решил обмыть рождение внука.
— Илья, может — до утра подождём, устали все.
— Вот отметим сейчас — усталость как рукой снимет.
Маша скоро убрала со стола, накрыла его скатертью — редкостью для того времени — только для особо торжественных случаев, и поставила немудрящую закуску. Илья вынес из комнаты фряжское вино — тоже для особых случаев. Сегодня был именно такой случай.
Мы вознесли благодарственную молитву Господу нашему за благополучный исход родов, затем выпили за рождение сына, за Дарью, за меня, за новоявленного дела Илью. Разошлись по комнатам под утро.
Через несколько дней Илья подошёл ко мне.
— По обычаям нашим хочу пир закатить по рождению внука моего и твоего сына. Ты как?
— Разве я против? Денег дам.
— Да разве в деньгах дело? — чуть не обиделся Илья.
И закипела подготовка к торжеству.
Поскольку Маша была занята домашними хлопотами — стирала пелёнки, помогала купать ребёнка, Илья нанял кухарок и взял на себя доставку продуктов. Я же нашёл плотников, они соорудили во дворе столы с лавками, сделали навес для защиты от солнца и дождя.
Гостей пришло много — едва меньше двух сотен, и каждый принёс подарки.
Гульбище продолжалось два дня. На третий день даже сам Илья взмолился:
— Не могу больше есть и пить — тело не принимает.
Ещё два дня отходили от праздника. Никогда раньше я не участвовал в столь массовых загулах.
Через месяц, когда Дарья окрепла после родов, Илья решил с обозом посетить Великий Новгород.
— Поедешь ли со мной, зятёк? В прошлый раз у нас не получилось — чуть не утоп ты, да сильно захворал. А ноне?
— Поеду, буду вроде охраны.
— Ну вот и славно.
Через два дня маленьким обозом из шести подвод мы с товаром двинулись в путь. Я был при сабле и пистолете, двое других купцов тоже имели по помощнику, кои несли и охранную службу. Пошаливали на дорогах.
Два дня мы ехали без проволочек и неприятностей, а третьим днём случилось вот что.
Внезапно остановилась первая телега, следом встали остальные. Поперёк дороги лежало дерево.
Я насторожился сразу же. Нет, деревья падают и сами, только не похоже, что буря была — дорога сухая, дождя не было, а если бы ветер был вчера, так ветки на дороге валялись бы.
Я вытащил из-за пояса пистолет, взвёл курок. К поваленному дереву подошли молодые ребята из купеческой охраны. Только они взялись за дерево, чтобы подвинуть с дороги, как из кустов выскочили три разбойника. Одному из охраны кистенём разбили голову, второго пырнули ножом, а третий труслив оказался — упал на колени и поднял руки.
Разбойники направились к нам.
Я обернулся назад — сзади обоза татей видно не было. Тем лучше. Я поднял пистолет, прицелился и нажал на курок. Не дожидаясь, когда рассеется дым, выхватил саблю и бросился вперёд.
Разбойник, который был покрупнее и который бил кистенём, лежал с простреленной головой. Второй кинулся на меня с ножом, но прожил недолго — упал с прорубленной грудью, а третий бросился наутёк.
Я помчался за ним. Бандит был невелик ростом, скорее всего — молод, бежал ловко, так что я никак не мог сократить дистанцию. Эх, был бы пистолет заряжен, бегать бы не пришлось. А исполь- зую-ка я его в другом качестве, всё-таки штука увесистая.
Я со всей силы метнул пистолет в спину разбойнику. Тот вскрикнул и упал. Через мгновение я уже был рядом, приставив саблю к горлу татя.
— Вставай, собака!
— Пощади, дяденька!
Больно уж голос писклявый. Я присмотрелся — ба! Да это же девка!
— Подымайся! Доведём тебя до Новгорода, там стражникам отдадим. Пусть суд решает, что с тобой делать.
Не захотел я марать руки её кровью. Но по «Правде» разбойника, пойманного при грабеже, следовало повесить у дороги в назидание другим.
— Повесят же али замордуют! Пощади, дяденька!
— А ты что хотела — чтобы я тебя калачом сладким угостил? Сама знала, на что идёшь.
— Ребёнок у меня, кормить надо, а муж о прошлом годе сгинул.
— Ты меня на жалость не бери — ты такая не одна, однако они же не ходят грабить. Вон твои подельники только что двоих молодых ребят жизни лишили, а об их семьях вы подумали?
Я выдернул у неё из пояса штанов гашник, перетянул ей сзади руки.
— Иди, да не вздумай бежать — застрелю.
Я подобрал пистолет с земли и пошёл с пленницей к обозу. Мужики из обоза уже оттащили в сторону дерево.
Один из охранников, кого ударили кистенём, оказался жив. Его только контузило да кровь текла. Я перевязал ему голову. Второй охранник был убит, и купцы решили похоронить его прямо здесь. Лето, жарко — ни домой, ни в Новгород довезти не сможем, смердеть будет.
А струсившего охранника купцы побили да пинком отправили назад в Псков, крича вслед хулу. Пленнице удивились.
— Ты кто же такая?
— Анфиса-разлучница.
— Разлучница-то почему?
— Купцов с деньгами разлучаю, вот и дали прозвище, — с вызовом ответила девка.
— Ты не гоношись — тебя повесить надобно, а ты характер свой показываешь!
— А что ты мне сделаешь?
