— Да, Пампе, мы друзья,— тепло ответила она.
— А раз так, то я на правах друга вынужден сообщить, что письма не представляют более никакой ценности.— Он улыбнулся.— Теперь, когда отец Монсени стал калекой и уже никому не угрожает, письма перестали быть предметом торга. Я узнал об этом лишь сегодня утром, а потому не имел возможности известить вас раньше. Никто другой, смею вас уверить, не попытается их опубликовать.
— Тогда зачем вы принесли деньги, милорд? — спросил Шарп.
— Дело в том, что я снял их еще до того, как получил пренеприятное известие о постигшей отца Монсени беде, и посчитал, что оставить их при себе безопаснее, чем дома, а еще потому, что его превосходительство готов выплатить некоторое вознаграждение за возврат писем.
— Некоторое вознаграждение? — повторил сухо Шарп.
— Да. Исключительно по доброте душевной.
— И каково же это вознаграждение?
— Сто гиней вас устроят? Со своей стороны хочу заметить, что предложение весьма щедрое.
Шарп поднялся, и рука лорда Памфри сама собой скользнула к карману. Шарп рассмеялся.
— Принесли пистолет? Неужели вы действительно думаете драться со мной? — Рука застыла. Шарп подошел к лорду сзади.— Его превосходительство, милорд, знать не знает об этих письмах. Вы ничего ему не сказали. И письма хотите оставить себе.
— Не говорите ерунды, Шарп. Зачем они мне?
— Зачем? А затем, что они вовсе не потеряли своей ценности, ведь так? Имея их, вы могли бы при необходимости оказать на семью Уэлсли нужное давление. Чем сейчас занимается старший брат Генри?
— Граф Морнингтон,— сдержанно ответил Памфри,— в данное время является министром иностранных дел.
— То-то и оно. Такой полезный человек и в постоянном долгу перед вами. Письма ведь для того нужны, верно, милорд? Или вы намеревались продать их его превосходительству?
— У вас слишком богатое воображение, капитан.
— Нет. У меня Катерина, у Катерины письма, а у вас деньги. Для вас ведь деньги ничего не значат. Как вы их называли? Субсидии guerrilleros и взятки для депутатов? Но это золото предназначено Катерине, так что уж лучше отдать его ей, чем наполнять кошельки продажных законников. И еще одно, милорд.
— Да?
Шарп положил руку на плечо его светлости, и лорд Памфри вздрогнул. Шарп наклонился и громко прошептал ему на ухо:
— Если не заплатите ей, я сделаю с вами то, что вы приказали сделать с Астрид.
— Шарп!
— Перережу горло. Это, конечно, потруднее, чем кастрировать поросенка, но крови будет не меньше.— Шарп вытащил саблю на пару дюймов, и клинок сухо царапнул ножны. Лорд Памфри задрожал.— За мной должок,
ваша светлость. Я бы рассчитался за Астрид, да Катерина не хочет. Итак, вы заплатите или нет?
Памфри замер, потом с удивительным спокойствием покачал головой.
— Вы не станете меня убивать.
— Неужели?
— Люди знают, что я здесь. Мне пришлось расспросить двух провостов, чтобы узнать, где вы квартируете. Думаете, они меня забудут?
— Я готов рискнуть, ваша светлость.
— За это вас и ценят, капитан. Но вы ведь не дурак. Убьете слугу его величества — и умрете сами. Кроме того, и Катерина не позволит вам меня убить.
Катерина промолчала и лишь едва заметно качнула головой. Означал ли сей жест, что она не желает его смерти, или был отрицательным ответом на выраженную лордом уверенность в ее лояльности, Шарп так и не понял.
— Катерина хочет получить деньги,— сказал он.
— Я понимаю ее мотивы.— Лорд Памфри положил сумку на середину стола.— Письма при вас?
Катерина передала Шарпу шесть писем, и капитан, показав их его светлости, шагнул к камину.
— Нет! — воскликнул Памфри.— Не надо!
— Надо! — Шарп бросил письма на пылающие угли, и бумага ярко вспыхнула, осветив бледное лицо лорда Памфри.
— Зачем вы убили Астрид? — спросил стрелок.
— Чтобы сохранить наши секреты,— хрипло ответил лорд, глядя на пожирающие письма пламя.— Такая у меня работа.— Он вдруг выпрямился, расправил плечи и внезапно преобразился. Теперь вся его щуплая фигура выражала уверенность и достоинство, свойственные человеку, наделенному немалой властью.— Мы с вами похожи, капитан. Мы оба знаем, что на войне есть только одно правило — побеждать. Мне жаль Астрид.
— Никого вам не жаль,— возразил Шарп.
Памфри помолчал, потом кивнул.
— Верно. Не жаль.— Он вдруг улыбнулся.— А вы провели хорошую "игру, капитан. Поздравляю.
Он послал воздушный поцелуй Катерине, повернулся и, не проронив больше ни слова, вышел.
— И все-таки Пампе мне нравится,— сказала испанка, когда за его светлостью закрылась дверь.— Я рада, что ты его не убил.
— А следовало бы.
— Нет! — отрезала Катерина.— Он такой же, как ты. Мошенник и негодяй, а мошенникам и негодяям нужно держаться вместе.— Она высыпала золото на стол и принялась делить его на кучки. Свет от фонаря, падая на монеты, желтоватым блеском отражался на ее лице.
— Вернешься теперь в Кадис? — спросил Шарп.
Она кивнула и подбросила монетку.
— Найдешь мужчину?
— Богача.— Монета, упав, завертелась на столе.— А что еще делать? Больше я ничего не умею. Но прежде мне хотелось бы увидеть настоящее сражение.
— Женщине на поле боя не место.
— Может быть.— Она пожала плечами и улыбнулась.— Сколько ты хочешь, Ричард?
— Сколько дашь.
Катерина отодвинула в сторону изрядную кучку.
— Ты дурак, капитан.
— Наверное. Да.
Где-то на юге две армии шли навстречу друг другу. Шарп подумал, что еще мог бы успеть туда, а в сражении от денег пользы нет. Другое дело память о женщине — это всегда приятно.
— Давай отнесем золото наверх,— предложил он.
Так они и сделали.
Заметил драгун и один из адъютантов генерала Лапены. Увидев, что они выходят из оливковой рощи и направляются к отряду, дожидающемуся у дальнего края гати, он доложил об этом генералу, который, позаимствовав подзорную трубу и положив ее на плечо адъютанту, приник надолго к окуляру.
— Dragones,— процедил Лапена сквозь зубы.
— Их немного,— коротко бросил сэр Томас.— К тому же они далеко. Господи, что там с этой пушкой?
Пушка, девятифунтовое орудие с шестифутовым стволом, крепко застряла, уйдя под воду так, что на поверхности осталась только верхушка левого колеса и угол казенной части. Упавшая лошадь отчаянно забилась, когда пушкарь попытался удержать ее голову над водой, и хотя стоявшие вдоль гати стрелки удержали остальных животных, те заметно нервничали.
