— Иджи, на то, чтобы нас высадить, нужна всего минута.
— Не могу.
— Ситуация критическая. — Воорт физически ощущает, как с каждым мгновением отдаляется от аэропорта Кеннеди, как удлиняется путь, который надо проделать, чтобы добраться туда раньше, чем приземлится самолет Камиллы.
Через шестьдесят минут.
— Вопрос жизни и смерти, — говорит Воорт.
— Чьей жизни? — интересуется Иджи.
— Моей невесты, — произносит Воорт. Худшее объяснение.
— Забудь, — отрезает Иджи. На лице его написано «личные проблемы». Он кладет руль вправо, уворачиваясь от приближающегося буксира. По радио Воорт слышит обрывки полицейских переговоров. Мост перекрыт. Стоящим на якоре кораблям приказано сниматься, суда из океана не принимают.
— Может, маршруты самолетов тоже изменят, — замечает Микки.
Воорт ловит взгляд напарника. «Это твой друг, — говорят глаза Воорта. — Добейся, чтобы он нас высадил».
Микки пробует:
— Иджи…
— Нет.
— Иджи, это совсем не личное дело, ты не понял.
— Ничего не вижу в таком тумане. — Иджи пристально смотрит вперед. — Хуже, чем в Лондоне.
— Ей угрожали, — говорит Микки. — Эти люди будут в аэропорту. Если человека убивают в аэропорту, это не лучше, чем взрыв бомбы. Это не личное дело. Договорились?
Воорт смотрит на вздымающиеся волны. Он понятия не имеет, где земля. Представляет, как прыгнет в воду. Как течение утащит его в неправильном направлении. Как катер, прервав работу, будет кружить вокруг, чтобы не дать ему утонуть. Хочется кричать.
Волнение усиливается, и катер кренится. Иджи выворачивает штурвал, проламывая гребни волн. По новым звукам Воорт догадывается, что катер добрался до конца Манхэттена и выходит на более открытую воду. Они недалеко от проходных каналов для больших кораблей, поднимающихся к мосту Верразано.
Но во время тревоги никаких кораблей здесь быть не должно.
По радио Иджи получает указание встать недалеко от моста, со стороны Бруклина.
— Сорок восемь минут, — говорит Воорт.
— Что ж ты вообще пошел с нами, если у тебя так мало времени? — резко спрашивает Иджи.
Воорт звонит в «Америкэн эрлайнз».
— Рейс номер 23 по-прежнему ожидается в половине десятого?
— Немного задерживается. Теперь расчетное время девять сорок пять, — отвечает оператор, вероятно, ожидая, что Воорт будет недоволен. Но тот только вздыхает — он получил хоть какую-то передышку.
Быстрые подсчеты. Если оператор прав, Камилла не выйдет из закрытой таможенной зоны до 10.00 или 10.15. Значит, у Воорта чуть больше часа, чтобы выбраться на берег, найти дорогу и машину и добраться до выхода из таможенной зоны — при условии, что на дорогах нет пробок.
Или Бок в закрытой зоне?
Он пытается дозвониться до Эвы, чтобы попросить отправить в аэропорт другого детектива, но во время тревоги шеф недоступна.
Воорт набирает номер лейтенанта Сантини. Так же безрезультатно. Видимо, все силы направлены в Бруклин.
— Один гребаный телефонный звонок закрывает самый большой город на свете, — качает головой Микки. — Не надо даже ничего делать, чтобы поставить нас на уши — только позвонить.
— Слушайте, — смягчается Иджи. Чем ближе к проливу Нэрроуз, тем больше он проникается сочувствием. — Я высажу вас у моста, со стороны Бруклина. Там повсюду будут копы. Кто-нибудь подбросит.
Пятьдесят одна минута.
Сорок шесть…
«Стоун выиграет. То, что было среди обломков, исчезнет. Даже если мы потом найдем яхту, в чем его обвинить? Не сообщил о происшествии? Я даже не знаю, считается ли это преступлением».
На мгновение туман редеет, и Воорт видит перед собой гигантский пролет призрачного моста. Пустого: на нем ни одной машины. Поблизости слышится рычание других катеров. Мелькает полицейский буксир, перевозящий ныряльщиков, выстроившихся вдоль поручней. Все полицейские ныряльщики города будут проверять опоры, ощупью пробираясь в темноте, подавая световые сигналы под водой. И молиться, чтобы тревога оказалась ложной и чтобы в отличие от предшественников, погибших 11 сентября, они сегодня вернулись домой.
Иджи, конечно, прав. Во время тревоги нельзя тратить время на высадку пассажиров.
«Господи, пожалуйста, защити Камиллу, защити ныряльщиков, защити город. Помоги мне выбраться на сушу. Если с ней что-то случится, я никогда себе не прощу».
Внезапно катер касается берега.
— Удачи, — желает Иджи.
Воорт и Микки выскакивают на твердую землю, спотыкаются на мокрой траве. Берег словно движется. Повсюду сирены и шум двигателей, в тумане сверкают красные и синие огни. Вокруг кишат отдающие указания мужчины и женщины. Носятся копы. Орут рации. На бегу Воорт пытается вспомнить расположение парка на берегах реки. Над ним, напоминая лапу динозавра, высится огромное основание опоры моста.
Воорт не представляет себе ни размеры парка, ни как далеко до дороги, но навстречу попадаются десятки полицейских в шлемах и жилетах, бегущих в противоположном направлении.
По прикидкам Воорта, в обычной ситуации из этой части Бруклина полицейская машина домчится до аэропорта Кеннеди минут за пятнадцать-двадцать, но в таких отвратительных условиях это время может удвоиться, даже если дороги свободны.
Теперь Воорт упрекает себя. Если бы он не солгал, Камилла бы не прилетела. Если бы он послушал родных, больше никто не подвергался бы опасности. Возможно, напавшие на него люди уже в аэропорту.
Даже слова Доротеи Куинонс не приносят утешения: «Что бы вы ни планировали, делайте это ради людей, которым они причинят зло, если вы остановитесь».
— Эгей! Машины! — восклицает Микки, простирая вперед руку, словно Колумб, разглядевший землю.
Они спотыкаются о тротуар и выскакивают на парковку, забитую полицейскими автобусами и машинами, телевизионными фургонами, машинами городских чиновников.
«Мне нужна всего одна».
Наряды полицейских стоят вокруг, ничего не делая, с напряженными лицами. Вот в чем разница между учебной и боевой тревогой. Все стоят на тех же самых местах, но никто не выглядит расслабленным.
Отыскивая знакомые лица, Воорт снимает все детали маскировки для «Фрэнка Хеффнера». Здесь обязательно должны найтись знакомые, но ни один коп не отдаст ключи от машины чужому человеку. На въезде на стоянку будут заставы, поэтому просто уехать на чьей-то машине — если найдется тупица, который оставил ключи внутри, — не получится: его остановят раньше, чем он даже выберется со стоянки.
— Лейтенант! Лейтенант Пегорари!
Бывший лейтенант Воорта инструктирует кучку перепуганных полицейских в тяжелой защитной амуниции. Это коренастый, грузный, немногословный тяжелоатлет. Тело под плащом вздувается буграми, а бедра такие мускулистые, что штанины трутся одна о другую при ходьбе. Полицейские прозвали Пегорари «Стероиды». Но Воорт всегда считал его открытым и умным.
