Взгляд Роберта был направлен в пустоту, словно он смотрел в бездонный колодец.
Митчелл сидел сложив руки на коленях и крепко прижав локти к бокам, что придавало его позе компактность и сосредоточенность. Его глаза сузились, словно он мысленно проводил подсчеты массы взрывчатки.
Тим переводил взгляд с одного брата на другого, и его злость росла:
– Немного передохнуть? Это не церковный Комитет. У нас есть вопросы, требующие срочного обсуждения.
Рейнер прочистил горло и благочестиво сложил руки:
– Давайте не будем показывать пальцем. Я знаю, казнь прошла плохо…
– Нет. Казнь не прошла плохо. Она вообще никак не прошла.
– Ну и, – спросила Аненберг, – из-за кого так получилось?
Все, кроме Митчелла, устремили взгляд на Роберта, который внимательно следил за маятником старинных часов. Роберт повел стаканом в сторону Тима:
– Рэк тоже лоханулся.
– Аминь, – сказал Тим. – Я должен был четко установить правила поведения во время операций. У нас здесь действует строгая, выверенная процедура. Там, в полевых условиях, нам тоже нужна процедура. У нас появится несколько новых правил.
– Например?
– Не сейчас. Сейчас мы ничего обсуждать не будем.
– Когда вернемся к работе, обсудим, – сказал Тим. – Подробно и в деталях.
Рейнер встал и провел руками по брюкам, разглаживая складки:
– В понедельник, в восемь.
Взглянув на него, Тим удивился, увидев в его глазах неподдельное горе.
В офисе Джошуа бормотал телевизор, поэтому Тим решил обойтись без лифта и проскользнул наверх по задней лестнице. Квартира ждала его. Матрас. Стол. Шкаф. Он придвинул стульчик к окну и сел, положив ноги на подоконник.
Он проверил голосовую почту на мобильном. Два сообщения. Первое было от Дрей. Ее голос, который он всегда узнавал по непередаваемым нюансам, проник в глубь него. Она изо всех сил старалась смягчить свой тон, сделать его более женственным – а это значило, что она сожалела и хотела быть мягкой.
– Тим, это я, – Долгая, с потрескиванием, пауза. – Здесь у меня… э-э… несколько документов, которые требуют подписи обоих родителей. Надо аннулировать медицинскую страховку Джинни, разобраться с тем, что осталось от выплат за колледж, и тому подобные вещи. Если бы ты… Если бы ты как-нибудь забежал, было бы здорово. Я буду дома завтра. Или, если хочешь, я могу оставить их на кухонном столе, и ты подпишешь их, когда я буду на работе. Но лучше… Лучше… – Вздох. – Я правда хочу тебя видеть, Тимоти.
Краткий момент счастья сломал неожиданно грубый голос Медведя:
– Рэк. Медведь. Не пора ли, черт возьми, позвонить?
Он позвонил Дрей, но наткнулся на автоответчик и оставил сообщение. Потом позвонил Медведю. Медведь сказал, что тоже хочет увидеть Дрей, и Тим договорился встретиться с ним у них дома завтра в полдень.
Он лег в постель, потому что больше делать было нечего.
Тим пытался представить Джинни в безмятежной позе, но в этих воспоминаниях все было каким-то стертым и ненастоящим. Потом Тим вспомнил сегодняшние события. Его мысли снова и снова возвращались к прошитому пулей лицу Дебуфьера; к смерти, с которой они столкнулись, и к тем жизням, которые Дебуфьер уже не сможет забрать в будущем. Но в этих убийствах была какая-то пошлость; в них не было справедливости.
Лейн был мертв, и Дебуфьер был мертв, но Джинни не было до этого никакого дела.
Через некоторое время Тим решил, что пустота комнаты для него – плохая компания. Он включил телевизор, и с экрана на него воззрилось лицо Мелиссы Июэ – радостное, окрашенное румянцем почти сексуального возбуждения: «Город снова кипит. Еще одна казнь подозреваемого преступника, Бузани Дебуфьера. Дебуфьера, по всей видимости, застрелили сразу же после того, как он совершил ужасную пытку».
На экране появились парни в плащах, роющиеся в дебрях дома Дебуфьера.
«…в Полицейском департаменте Лос-Анджелеса не дают ответа, считают ли они, что это дело как-то связано с убийством Лейна. Однако внутренние источники сообщают, что на месте обоих преступлений были обнаружены кусочки редкого провода…»
Чувствуя, как его раздражение выросло еще на несколько градусов, Тим переключил канал. На экране замигал черно-белый фильм «Оставьте это бобру». Героиня фильма стиснула бобра в объятиях, и он закрыл глаза. Сцена была слащавой до тошноты, но Тим не стал переключать канал и вскоре заснул.
26
Тим спал долго и долго принимал душ. Брюки цвета хаки и рубашка на пуговицах, которые он повесил в ванной, чтобы разгладить складки, и в самом деле отпарились.
Он одевался в гостиной. Успокаивающе бормотал телевизор. После рекламы, где роскошная женщина с бронзовым загаром восседала верхом на тренажере, на экране появился Рейнер.
Главной темой ток-шоу было то, что Дебуфьер получил по заслугам. Публика, за некоторыми исключениями, выглядела бодрой. Ведущий, оборванец в абсолютно не идущем ему темно-бордовом костюме, заявил, что «контратака против убийц» призывает американцев взять поддержание порядка на улицах в свои руки. Потом в студию позвонил зритель, который с гордостью поведал о том, что его кузен в Техасе, вдохновленный историей с Лейном, позавчера «пристрелил грабителя насмерть». Эта новость заслужила бурное одобрение и овации.
Рейнер неловко прочистил горло:
– Мне кажется – я обсуждал это с несколькими источниками, близкими к расследованию, – что человек или люди, стоящие за этими казнями, не пытаются продвигать идею охраны улиц народными дружинами. Они очень тщательно отобрали эти дела – дела, в которых система правосудия дала сбой. Я полагаю, их целью было вызвать в обществе дискуссию об этой бреши в законе.
Это было предательством. Тим испытал ужас, подобный тому, что испытывает студент-медик, первый раз попавший в операционную. Ему не дали выпустить коммюнике, и он решил прокомментировать деятельность Комитета с экрана, вместо того чтобы предоставить толпе самостоятельно рассуждать об этом. Скоро он начнет скармливать информацию специально отобранным для этого журналистам, чтобы повернуть освещение событий в нужное русло.
Телеведущий широко развел согнутые в локтях руки, размахивая микрофоном, как дирижерской палочкой:
– Или они просто демонстрируют, что они крутые, и зарабатывают себе репутацию.
На лице Рейнера сверкнула улыбка, но его глаза не улыбались.
– Возможно. Но я думаю, что эти казни, насколько бы незаконными они ни были, являются частью диалога. Они отражают чувство, которое сегодня крепнет в американцах. Мы по горло сыты законом. Мы больше не верим, что закон несет справедливость, что закон работает на нас.
Здоровенный мужчина в водолазке выкрикнул: «Да! Долой суды!»
