Как-то после войны, разговорился на работе с Марфунькой одной, сортировщицей была у нас на предприятии, так она мне сказала:
«Вот Родион, ты какие города брал? За освобождение каких у тебя медали есть?»
Я сказал ей, что в города почти не входил, так после переформирования, когда шли в направлении фронта, проходил через недавно освобожденные и всё.
А она давай кудахтать, дескать у её мужа куча медалей и за освобождение Ленинграда и за Ригу, и за кучу других городов, а я мол воевал бестолково, за деревни в три дома, да за речки сраные.
Случай позже свёл меня с её мужем на дне рождения общего знакомого, мы с ним выпили, разговорились, так я и узнал, что он, сука, всю войну в ординарцах у полковника пробегал, таскал за ним патефон и барахло разное из города в город, вот и медали звенят.
Не воевавшему человеку не понять, что оборона редко опирается на города, в городах бои идут, когда всё остальное уже потеряно, стараются не доводить до городских боёв. Вся оборона строится через местность, через эти сраные речки, бугорки и деревни. Там, именно там, месяцами рвут друг друга на части солдаты, ложатся тысячами, чтобы защитить город или наоборот не дать освободить его.
В города, как правило, первыми входят свежие части второго эшелона, а те, кто на подступах к этому городу месяцами воевал, тех уже в живых нет или они обескровленные убыли на переформирование.
Нет у меня кучи медалей и орденов, а те, что есть и те не мои, они Сашки Мухина, Юры Лепестка и других ребят. Мы их заслужили, мы их получили за те самые речки, поля, леса и высотки. Многие там и остались на век…»
Закончив читать, я улыбнулся невесёлой улыбкой. Какой ты молодец, Родион Фёдорович, не забыл своего «корешка» Юрку Лепестка, не забыл, всю жизнь помнил… Он тебя тоже помнит, даже после смерти. Обязательно туда съезжу, расскажу, твоим павшим товарищам о тебе, о том, что всю жизнь в сердце и памяти их носил.
Может скинуть Бирхоффу эти истории Верхотурцева? Нет, обойдётся этот фриц, не понять ему, не для него это. Для нас, для потомков. Нельзя такое прятать, найду способ где и как опубликовать эти воспоминания. Обязательно найду.
Глава 22
Когда я уже ложился спать, то мне позвонил Женя Верхотурцев и сказал, что в квартире прадеда у него «завалялся» ещё один уникальный материал. У Родиона Фёдоровича был на пенсии лучший друг, с которым они последние годы жизни постоянно общались. Друг был тёзкой, по отчеству, звали его Лапшин Николай Фёдорович. Он не был однополчанином Родиона Верхотурцева, но воевал недалеко, почти в тех же местах, в составе 80-ой стрелковой дивизии.
Дело в том, что у прадеда Жени остался черновой вариант интервью, которое Лапшин давал корреспонденту газеты «Искра» в 1995 году, но по какой — то причине статья так и не вышла, может посчитали слишком правдивой и честной и решили «не формат», а может ещё по каким причинам. Через несколько дней после того интервью не стало и самого Николая Фёдоровича, а вот запись — стенограмма того интервью осталась. Сейчас уже нет ни той газеты, ни ветерана — фронтовика, но Женя Верхотурцев посчитал, что таким воспоминаниям не стоит пропадать и возможно я как — то смогу их встроить в тот материал, который готовлю в «своей редакции»?
Сразу же согласился и утром он выслал мне скан копию с вопросами журналиста из «Искры» и рассказом Николая Фёдоровича Лапшина. Сразу же преступил к чтению.
Воспоминания и окопная правда старшины 80-ой стрелковой дивизии Волховского фронта - Лапшина Николая Федоровича, о боях на берегу Волхова и в районе Любани весной 1943 года.
Николай Федорович, скажите, для всех Волховский фронт – это прежде всего трагедия Второй ударной армии генерала Власова, а для вас? Каким фронт видели вы, простой солдат, труженик войны? Каким был ваш «взгляд из окопа?»
«Тусклым был мой взгляд (смеется). Вас журналистов не понять, то вам надо чтобы вас подвигами кормили, а сейчас время такое настало, что подвигов вам не надо, надо грязь раскапывать.
Чтобы я тебе не рассказал, ты всё равно не поймёшь, ты там не был, ты этого не испытал, и дай тебе Бог никогда не испытаешь. Если я тебе расскажу про чудеса, которые там люди творили, как ломали себя, на что шли, чтобы войну эту закончить быстрее, так ты не поверишь. Если начну правду – матку резать, так вырежешь половину».
Обещаю, ничего вырезать не будем. Подвигами кормить не нужно, расскажите, как было.
