По шкале ценностей этого типа я был хуже любого дерьма. Честно говоря, от сознания, что я для него вроде красной тряпки, мне делалось приятно.
— И ты всегда в таком прикиде? — злобно спросил бритый.
День прошел не зря. Теперь я знал, что некоторые человекообразные наделены даром речи, который проявляется в ответ на стимуляцию их агрессивности. Наверное, он выучил на память несколько фраз, полезных для жизни в обществе.
Я не ответил, а только протяжно и несколько высокомерно вздохнул.
— Тебя что, не учили разговаривать, дегенерат паршивый? — не унимался он.
Будучи человеком воспитанным и уважающим основные моральные ценности западного общества, я обычно склонялся к благоразумному пацифизму, иными словами, к разумной трусости. Однако не могло и речи идти о том, чтобы выслушивать оскорбления от подобного варвара. Кроме того, оставшись в живых после нападения в галерее, я чувствовал себя неуязвимым.
— Первое: мой словарный запас намного превосходит те двести слов, которыми ты располагаешь для выражения своих примитивных потребностей. Второе: я всегда одеваюсь именно так, дружочек. Почему? Хочешь понюхать мой одеколон поближе?
Я тут же пожалел об этих словах. Как только орангутан понял, что я ставлю под сомнение его мужественность, порог его толерантности резко снизился. Он схватил меня за воротник куртки и оторвал от земли с такой легкостью, словно поднял большую кружку пива.
В моем мозгу промелькнули одновременно несколько мыслей: во-первых, я, наверное, не только уязвим, но и вполне могу сломаться. Во-вторых, сильное давление на горло мешает поступлению кислорода и очень быстро может довести любого человека с нормальным устройством организма до удушья.
Поскольку любой спор, основанный на доводах логики, представлялся невозможным, я пытался вырваться, изо всех сил колотя его по ребрам, но единственное, чего я добился, — это ощущения, что у меня в кистях рук сломаны все кости.
И тогда я начисто забыл о принципах честной борьбы. Движимый неудержимым порывом мелочности, я, колотя ногами по воздуху, попытался вцепиться ему в глаза. В боях без правил, которые показывают по телевизору, такие приемы всегда срабатывали.
Но великан даже не шевельнулся. Он просто поднял меня еще выше и надавил пальцами мне на горло. Мои органы чувств стали отключаться один за другим. Краски окружающего мира поблекли, оглушительный шум стадиона стал понемногу стихать.
Эта скотина действительно прикончит меня. Все было так глупо. Я выжил после нападения в галерее, чтобы подохнуть на стадионе, забитом безмозглыми тиффози. Если бы мне предложили выбор, я предпочел бы умереть у себя дома.
Вдруг я почувствовал себя ужасно одиноким. Я отдал бы все на свете, лишь бы рядом со мной оказалась Лола с «магнумом» в руке. В затухающем сознании промелькнула последняя смутная мысль — о золотой рыбке, которую я в детстве вынул из аквариума и положил на ковер, просто посмотреть, что с ней станет.
— Бронко, кончай приставать к гостю.
Голос прозвучал из-за спины татуированного человекообразного. Он что-то хрипло проворчал. Но хватка его при этом не ослабла.
— Бронко, тебя никуда нельзя брать, — продолжал голос. — Оставь его, ты же видишь, он сейчас задохнется. Ты же не хочешь обратно в тюрягу? Я не могу подкупить всех судей в этой стране, надеюсь, это ты понимаешь?
Примат покачал головой и уронил меня на землю. Я кулем свалился к его ногам. С трудом поднявшись, я начал растирать шею. Мне все еще казалось, что я чувствую пальцы, стискивающие мое горло.
— Спасибо, Терминатор, — выдохнул я. — Хорошие у тебя игры. Мне понравилось. Скажи, когда захочешь реванша.
— Еще увидимся, кретин, — ответил он.
— Знай, что от твоих признаний в любви у меня теплеет на душе. Теперь отвянь. Давай, давай, слушайся папочку.
Монстр отступил сантиметров на двадцать. Я протиснулся между ним и красным пластиковым сиденьем, привинченным к трибуне. Он воспользовался этим, чтобы незаметно двинуть мне локтем прямо под ложечку, туда, где боль особенно сильна.
Слезы выступили у меня на глазах, но, не помня себя от счастья, что удалось выпутаться, я не ответил на это проявление дружбы.
Внешность человека, носившего имя Бронко, безусловно, соответствовала его образу жизни. Чего нельзя было сказать о том, кто не дал ему прикончить меня.
Уже ради того, чтобы посмотреть на этого главаря банды тиффози, сидевшего среди своих подручных, стоило приехать в Италию. Не всем смертным дано увидеть перед собой ожившую гравюру из модного журнала прошлого века. Если бы в тысяча восемьсот пятидесятом году существовал «Vogue» для мужчин, то на обложке сдвоенного летнего номера красовался бы портрет этого человека.
Я однажды смотрел какой-то тайваньский фильм, в котором замороженный герой просыпался через сто лет. Он был одет, как кретин, и все прохожие над ним потешались. В какой-то момент он хватался за меч и начинал крошить всех, до кого мог дотянуться.
Этот утонченный сценарий мне быстро наскучил, и я выключил телевизор, не дождавшись конца фильма. Поэтому я так и не узнал, удалось ли какой-то хорошенькой гейше, разбиравшейся в моде, изменить облик героя.
При виде сидевшего передо мной человека я сразу вспомнил этот незаслуженно забытый шедевр азиатского кинематографа. На нем был муаровый редингот, из-под которого виднелась рубашка с жабо, одной рукой он поглаживал позолоченный набалдашник трости, а другой — свою острую бородку. На голове у него был цилиндр, что, безусловно, сделало бы его первым модником во времена Виктора Гюго.
Этот тип бил все рекорды нелепости. Однако никому никогда и в голову не пришло бы подвергать сомнению его вкусы в одежде.
Весь его облик дышал жестокостью. Она сочилась из всех пор его слишком бледной кожи, истекала из едва заметной щели между тонкими губами и лилась непрерывным потоком из глаз, в которых не было ничего человечного. При сухощавом и нервном телосложении он вызывал не меньший страх, чем Бронко.
Он указал мне на пустое сиденье между собой и Тененти.
— Садитесь, прошу вас.
— Спасибо. Вашего сторожевого пса действительно зовут Бронко?
Мужчина хихикнул, вернее, издал какой-то злобный звук, чтобы показать, что ему смешно.
— На самом деле его имя Микеланджело. Он не без оснований считает, что оно не подходит тому, кто проводит свободные вечера за избиением людей, как правило, беззащитных. Я уже пытался объяснить ему, что он, в каком-то роде, непревзойденный мастер портрета, но Бронко немного туповат, в чем вы уже имели возможность убедиться. Можно сказать, ум — не главная его добродетель.
— А вы...
— Алекс, разреши представить тебе графа Дориана Гуччи, — вмешался Тененти.
Мужчина манерным жестом стянул кожаную перчатку и только после этого протянул мне руку:
