же он мне отплатил? На заседании Президиума перед октябрьским Пленумом, когда Микоян сказал, что и Конева надо бы разобрать, он друг Жукова, я видел сам (он сидел напротив меня), как Конев дрожащими руками оторвал лист из блокнота и написал записку Хрущеву, а тот зачитал ее: «Я никогда не был и не являюсь сейчас другом Жукова». Ну а потом, после Пленума, он опубликовал в «Правде» разносную статью против меня. Как же после этого верить другим, если такой близкий человек поступает так предательски? Да разве один Конев оказался таким «другом»!
Погуляв еще недолго, собеседники вошли в дачу. Их встретили жена маршала Александра Диевна, небольшого роста, явно болезненная женщина, две дочери – Элла и Эра, муж старшей, майор, летчик Василевский (сын маршала Василевского).
Стрельников беспокоился, успеет ли он выполнить свою миссию и задать все вопросы по списку генерала Курасова. Но Жуков сказал:
– Сейчас будем обедать.
Перед обедом Жуков предложил рюмочку настойки для аппетита. Стрельников стал отказываться. Маршал пообещал:
– Я вас не выдам, пейте!
Он сам и майор показали пример, бойко опрокинув рюмки. За обедом Стрельников еще больше убедился, общительность и предупредительность к такому, казалось бы, не маршальских масштабов гостю объясняется тем, что Жуков прожил этот год очень одиноко. Георгий Константинович не скрывал этого:
– Вы второй посетитель.
– Но Василевский ваш родственник.
– Общаемся только по телефону да через Игоря. Мы не можем дать повод для каких-нибудь фантазеров, что два маршала затевают заговор.
В тот вечер полковник задал все вопросы не только по перечню Курасова, но показал Жукову и свой список.
Маршал, ознакомясь с ним, сказал:
– Ваши вопросы интереснее официальных, я на них отвечу при следующей встрече. Оставьте ваш листок.
Стрельников не смел даже надеяться еще на одну беседу, и вдруг сам Жуков ее предложил. Она состоялась через месяц, 20 декабря 1958 года, и опять в воскресенье. На той же даче в Рублево.
Кроме других очень интересных подробностей, которые касались различных операций в годы войны, Жуков во время этой встречи высказал свое намерение написать воспоминания, и поскольку Стрельников был ученый историк, маршал попросил его помочь составить периодизацию войны. Стрельников предложил два варианта. Жукову понравился первый, и он захотел, чтобы к следующей встрече Стрельников подготовил письменный план его книги и выразил надежду, что и в будущем Стрельников будет помогать ему в этой работе. Так зародилась деловая дружба с маршалом не на один год.
Жукова очень заинтересовали советы Стрельникова, он явно желал встретиться поскорее, на этот раз машину прислал через неделю, в следующее воскресенье, понимая, что в обычные дни полковник может быть занят на службе. На этот раз Стрельников, как и обещал, привез два письменных варианта плана для мемуаров маршала. И еще он взял в библиотеке Академии Фрунзе проект программы по истории современного военного искусства, в нем хотя и схематично, но последовательно излагались операции войны и даты их проведения.
– Мне бы еще пригодились даты назначения командующих фронтами, – сказал Жуков.
– Я их подготовлю в следующий раз.
В следующий свой приезд Стрельников показал маршалу статью, опубликованную в «Военной мысли» № 10, 1958 г., в ней генерал-лейтенант Платонов и полковник Грылев обвиняют Жукова как командующего 1-м Украинским фронтом (тогда маршал в конце февраля 1944 года заменил раненого Ватутина) в том, что он упустил возможность завершить окружение и уничтожение 4-й танковой армии Манштейна в районе Каменец-Подольска.
Оказалось, что Жуков не только читал, но уже написал подробный анализ-опровержение на эту публикацию.
– Вот мои возражения этим клеветникам, мой ответ на их путаные размышления, в которых концы с концами не сходятся.
Жуков принес карту и, показывая на ней, коротко изложил ход операции трех украинских фронтов по освобождению правобережной Украины.
Стрельников сказал:
– В бытность мою преподавателем Военной академии Фрунзе я многократно читал лекции и по этой стратегической операции. Знаю немало других публикаций о ней, но такой трактовки, как неудача 1-го Украинского фронта, не встречал. Это авторы, наверное, сделали по заказу. Дайте мне ваш ответ, я посмотрю и сверю кое-какие данные.
Жуков попросил:
– Не только сверьте, но и передайте два экземпляра генералу Китаеву, он с вами работает в авторской группе, попросите его от моего имени передать их главному редактору журнала «Военная мысль».
О дальнейшей судьбе этой статьи Стрельников мне рассказал:
– Я пришел к генерал-лейтенанту Китаеву и вручил ему два экземпляра статьи Жукова. И передал разговор с маршалом. Китаев не сумел скрыть испуга. Он даже не взял в руки статью и отказался передавать ее в журнал. Меня это очень удивило, ведь Китаев был порученцем у Жукова, еще полковником. Маршал представлял его к генеральскому званию и не к одной правительственной награде. Пришлось мне самому идти к главному редактору журнала «Военная мысль» генералу Радецкому и передавать рукопись и просьбу Жукова. Но и здесь меня ожидал неприятный сюрприз. Радецкий рукопись взял (два экземпляра), но как-то по-особому, как что-то горячее, словно обжигающее ему руки. Он был тоже испуган и, преодолев заминку, сказал:
– Передайте автору (даже фамилию не назвал!), что статья едва ли будет напечатана…
Для читателей (особенно молодых), которые не представляют обстановку тех дней (осенью 1958 года), мне кажется, необходимым дополнить рассказ Стрельникова следующими пояснениями.
Наращиванием травли Жукова после октябрьского Пленума были статья маршала Конева в «Правде» 3.11.1957 года (полный текст в приложении) и статья генерал-лейтенанта Платонова и полковника Грылева в № 10 журнала «Военная мысль».
Конев осуждает Жукова в морально-нравственном плане: заносчив, груб, склонен к авантюризму, не любит политработников…
Статья в журнале еще более оскорбительная, в ней авторы пытаются развенчать маршала как полководца. Видимо, они взялись за это не по своей инициативе, а по подсказке «сверху». Предметом обсуждения избрана Проскурово-Черновицкая операция.
Авторы статьи, искажая уже состоявшееся историческое событие, взялись доказывать, что не было в этой операции приписываемого Жукову окружения 1-й танковой армии немцев, он якобы упустил возможность окружить и уничтожить эту танковую армию.
В действительности обстоятельства в том далеком теперь 1944 году сложились так.
После завершения Корсунь-Шевченковской операции в Ставке обсуждался вопрос о дальнейших действиях. Все склонялись к тому, что весенняя оттепель и распутица не позволят проводить активные действия, все дороги и аэродромы раскисли. Так же оценивало положение и гитлеровское командование, надеясь отдышаться после неудач. А Жуков на том совещании Ставки предложил использовать фактор внезапности – продолжать наступление. После сомнений и обсуждения члены Ставки, и в первую очередь, конечно, Сталин, согласились с дерзким, но сулившим в случае удачи немалый успех предложением Жукова. Ему и было поручено
